Страж сумерек - Мария Чернышова

— Надеюсь, из северного запаса? — непонятно поинтересовался Кнуд Йерде, подцепляя бокал с виски.

— Разумеется. Источник еще не иссяк, так что пользуйся случаем, дружище.

— Здесь очень сложно достать настоящий виски, — пояснил Кнуд Йерде, когда хозяин, обменявшись любезностями с Эдной и Ларсом, отправился дальше. — Разве что у Кеннета в «Гусе». Остальное — подделка. Реннинген привез с севера партию дорнлесского, так что можно пить, не боясь за последствия.

Все это было прекрасно, но Ларс, явившийся в изысканное общество отнюдь не развлекаться, беспокойно ожидал, что спутники подадут ему сигнал о прибытии нужного человека. Однако время шло впустую.

Через некоторое время гости проследовали в небольшой зал, где было устроено подобие сцены и расставлены в несколько рядов стулья с мягкими спинками. Зрители рассаживались, и Эдна то и дело будто невзначай посматривала на задние ряды и каждый раз отрицательно качала головой.

— Странно, — наконец произнесла она. — Обычно он пунктуален. Может быть, что-то задержало в пути?

… И вот ленсман уже добрый час выслушивал томных поэтов и одухотворенных певцов. Кое-что ему понравилось, например, немолодая уже дама в черном, читавшая старинные баллады и собственные стихи, и парнишка, что душевно играл на гитаре, но в большинстве своем высокое искусство оказалось вещью весьма занудной.

Фру Реннинген вернулась к обязанностям председательницы собрания.

— Итак, — спросила она, — кто же продолжит наш концерт?

Кнуд Йерде поднялся с места.

— Думаю, настало наше время искушать терпение почтенной публики, — заявил он. — Не так ли, Эдна?

Госпожа Геллерт обреченно вздохнула, но взяла скрипичный футляр и направилась к сцене.

— Могу я попросить об одолжении? — обратился музыкант к Иде Реннинген. — Если не трудно, пусть убавят свет. Для вещи, которую мы будем играть, желателен полумрак.

Слуги принялись гасить лампы, и вскоре зал погрузился в сумерки, подсвеченные лишь огоньками свечей в канделябре у фортепьяно. Кнуд Йерде и Эдна что-то негромко обсуждали.

Женщина вынула из футляра скрипку и смычок и отступила к окну. Туда почти не достигали отсветы пламени, и ленсман видел лишь высокий силуэт на фоне черного стекла. Эдна подняла скрипку к плечу. Кнуд Йерде сел за фортепьяно, опустил руки на клавиши.

Нот на пюпитре не было.

Мелодия расплывалась по залу. Звуки, что рождались под пальцами Кнуда Йерде, словно кружились в полумраке, сплетаясь между собой, и, казалось, даже огоньки свечей колышутся в такт музыке. Медленно, грустно и волнующе.

Ларсу редко доводилось слышать игру на фортепьяно, а от серьезной музыки, как он только что убедился, его клонило в сон. Но сейчас расслабленную скуку, как рукой сняло: мелодия словно отыскала некую дверцу в его душе, и, легко отворив ее, тянулась к самому сердцу. Она словно звала за собой, обострив все чувства, и Ларс с радостью поддался зову.

Скрипка лишь вторила основной мелодии — так дальнее горное эхо отдается по скалам и ущельям, не имея собственного голоса. Скрипка отступила в тень, и звуки фортепьяно заполнили все вокруг.

Смотри! — шептали звуки. И он смотрел то на огонь свечи, то на пальцы музыканта, но видел совсем другое: серые горы, бегущие вдаль облака, и сосны над речным обрывом.

Слушай! — требовали звуки. И он слушал, и мелодия фортепьяно сливалась с шелестом ветра, и перестуком дождя по траве, и криком коршуна в серой вышине.

Помни! — просили звуки. Ибо мир так непрочен и так прекрасен, и бег облаков может прерваться, и крик коршуна станет лишь памятью. Все на свете однажды станет лишь памятью…

И Ларс был готов вобрать в сердце весь этот пасмурный мир до последней пылинки…

И вдруг что-то случилось.

Скрипка смолкла, оборвав тихое эхо, и внезапно обрела голос.

Почти исподволь; звенящие ноты сначала лишь усилили мелодию фортепьяно, как постепенно усиливается, расходясь, дождь. Словно холодные брызги, звуки скрипки, разлетелись по залу, обжигающе неприятные, но сильные и страстные.

Ларсу вспомнилось недавнее купание в реке, и мороз продрал по спине. И это воспоминание выдернуло его из иллюзии в обычный мир, разрушая очарование.

Он снова взглянул на музыкантов и вдруг ясно понял, что не так.

Эдна больше не играла.

Она стояла, еле различимая в темноте, и смычок послушно взмывал в руке, но — Ларс был убежден — не касался струн. Рука ее дрожала. А фортепьяно и скрипка по-прежнему вели мелодию, с каждой нотой все более напоминающую противостояние.

Ларс обернулся — единственное движение в зачарованном музыкой зале.

И увидел скрипача.

Он остановился на пороге зала, и полоса света из гостиной косо падала на голое плечо. Незнакомец был облачен лишь в кожаные штаны и бос. Ларс не видел лица — оно было скрыто гривой волос, в которые были вплетены темные нити, но почувствовал на языке острый привкус тины и влаги.

Незнакомец играл, слегка склонив голову, небрежно дергая смычком и быстро прижимая струны пальцами, и звуки, издаваемые скрипкой, казались такими же резкими и причиняющими боль. Ледяными и в то же время жгучими, словно прикосновения волн.

Спор нарастал, мелодия будто раздваивалась, рвалась и дробилась, чтобы на мгновение слиться воедино и тут же с новой силой начать борьбу. И Ларс уже против воли окунулся в водоворот звуков.

Фортепьяно прибивало его к берегу, скрипка тянула за собой в глубину, фортепьяно успокаивало бушующие волны, но скрипичные струны рвали покой в клочья и разражались безумной и жадной песней стихии, которая выше любого закона, любого порядка.

Ларсу стало трудно дышать, будто его вновь несло на Троллью челюсть.

Скрипка спорила, скрипка била наотмашь, отвечая на каждую ноту противника хлесткими ударами струн. У бури нет цели, смеялась скрипка, нет ни прошлого, ни будущего. Есть только свобода и страсть, которая разрушит все преграды, сметет все препятствия…

Только сила. Только свобода. Только вечное падение в пропасть.

Фортепьяно сдалось и умолкло. Скрипка властвовала. Скрипка торжествовала. Звуки пенились и разлетались ледяными уколами, потоки мелодии били в окна, стекло звенело, не сдерживая дикой силы.

И Ларс кожей ощутил невероятный напор кипящей воды, которая обрушивалась, спеша затопить зал и увлечь все живое и неживое за собой…

Музыка оборвалась. Исчезла. Сгинула.

Дала дышать.

А когда Ларс открыл глаза и вновь обнаружил себя в полутемном зале, то понял — вместе с музыкой сгинул и таинственный скрипач.

Глава 15

Как рождаются бредовые идеи