Либежгора - Рустам Разуванов

в деревне, ну или хотя бы приехали на выходные. Все вокруг напоминало о них. Каждая лесная тропинка, каждый ручеек и мостик. Со всяким местом была связана своя история. Вот здесь кто-то падал с велика, вон в тех полях мы играли в казаки-разбойники, а на этом мостике запускали самодельные лодочки и кораблики.

Вскоре мы подошли к старому висячему мосту через реку. Он висел на стальных тросах, подвязанных к бетонным конструкциям на крутых берегах, чтобы по весне до него не доставали прибывающая вода и льдины. Его высота летом, когда уровень воды в реке заметно падал, была более десяти метров. Приличная высота для моста, раскачивающегося на ветру, в котором еще и не хватало досок. Этот мост почему-то называли лавой. Многие, кто приезжал в нашу деревню в гости, испытывали при виде лавы неподдельный ужас и едва не поворачивали назад. Хотя мы в детстве катались там на велосипедах, что, разумеется, делалось не от большого ума, но все же никто ни разу не пострадал. Помнится, главным правилом было проехать как можно быстрее и не останавливаться, пока ветер не начнет кренить лаву в сторону. На моей памяти все успевали это сделать, не попав ни в одну из дыр и удачно рассчитав паузы между порывами ветра.

Перейдя через лаву, мы оказались на берегу, с которого уже виднелась наша деревня. Я понемногу стал отходить от воспоминаний о друзьях и наших приключениях и задумываться о том, что сейчас будет. Раньше, когда мы приходили домой, нас всегда выбегала встречать бабушка, она целовала и обнимала нас со слезами радости на глазах. Я помню, обычно она сначала смотрела в окошко, прищуривалась, приглядывалась, и только потом, когда понимала, что это мы, выскакивала нам навстречу, стуча дверьми в коридоре, и на крыльце было уже слышно ее «золотиночки мои приехали». Теперь она нас не встретит. Она жива? Мы прямо сейчас пойдем ее искать? Интересно, а в каком состоянии сейчас мои тети – Таня и Вера? Они плачут от бессилия или полны решимости вести поиски до конца? По пути нам встречались дальние родственники и знакомые. Все они здоровались и смотрели нам вслед с любопытством, видимо, разрываясь от желания обсудить последние новости о пропаже нашей бабушки.

Вскоре за поворотом показалась и наша изба. Я ненароком вспомнил свой сон, в котором вся деревня шла колонной как раз по этой дороге с лужами, по которой сейчас шел я. Как они проходили мимо меня, как моя собственная мать меня не замечала. Казалось, это было очень давно. Словно этот сон мне снился пару дней назад, или даже больше, но никак не сегодня ночью. Мы подошли к дому, я отворил калитку и увидел в окне свою тетю, которая улыбалась мне самой теплой улыбкой, – так умела делать только она.

Знакомый радостный топот в коридоре: нас выбежали встречать. Сначала появилась моя родная тетя Таня и начала крепко меня обнимать, совсем как бабушка, после чего она кинулась к матери, и обе они залились слезами в объятиях друг друга. Следом выскочила и тетя Вера, которая обняла меня и сразу же начала расспрашивать, как мы доехали. Тут на крыльцо вышел близкий друг нашей семьи дядя Сережа. Из глубины двора я услышал лай нашего пса Тимы. Дядя Сережа был другом детства моей матери, его дом был недалеко от нашего, а наши семьи были в тесной дружбе с незапамятных времен. Он сразу же протянул мне руку и крепко пожал мою. На его лице почти всегда сияла улыбка, и он не мог удержаться от какой-нибудь шуточки или веселого словца даже в такие моменты. За это его, собственно, и любили и всегда ожидали услышать от него что-то хорошее и ободряющее. И пока он подшучивал над моим первым пушком под носом, который обещал когда-то превратиться в настоящие усы, Таня позвала нас всех в дом. Привычно скрипнула дверь на крыльце, а за ней заскрипели и ступени. Этот звук был для меня приятнее всего на свете. Он словно говорил, что теперь я могу расслабиться и не вспоминать Ленинград. Все позади, теперь нужно, обязательно нужно расслабиться. Глубоко вдыхать свежий воздух, смотреть на солнце, наблюдать за птичками в огороде. Слушать скрип ступеней крыльца, где я часто вечерами сидел с друзьями. Эта осенняя сырость древесины, этот знакомый запах, все эти сапоги и веники здесь, на крыльце – неужели я все-таки дома? Все это невероятно грело мне душу, но мне все еще не удавалось до конца осознать, что бабушки нет рядом с нами. В темном коридоре мы добрались до тяжелой и массивной двери в избу. Когда я ступил через порог, то обнаружил, что у нас в доме есть еще гости. За накрытым обеденным столом сидела баба Зоя, пожилая мать дяди Сережи, и старушка баба Нина, тоже приходившаяся нам соседкой. Все они пили чай, и для нас уже накрыли на стол, чтобы накормить обедом с дороги. Пока мы раздевались и распаковывали продукты, привезенные с собой, разговоры велись на самые важные в тот момент темы: о том, как же так случилось, об утренних поисках, что не дали никакого результата, о дальнейших планах. Оказывается, за поиски принялась почти вся деревня. Мы узнали, что председатель Николай Васильевич теперь сам руководит поисками. По ночам поисками занимаются отряды из опытных охотников и лесников, а днем участвуют все желающие.

– Хорошо, что люди добрые есть, товарищи верные, вот ведь какой люд наш в деревне, все откликнулись, каждый чем может помогает.

– А ведь нам с Таней еще дров на зиму нужно, дочке сено хорошо хоть скидали, если бы не помогали – все пропало бы.

– Да, тут и не знаешь, чем заняться. Пока маму в лесу ищешь, и скотина подохнет вся, а потом и самим в лес можно зимой, волкам на съеденье!

– Да ну, брось ты, теть Таня, чего такое говоришь? Всегда все помогут, чужие люди, что ли, в деревне живут?

– А вот Юрке, гаду, звонили в Бор – и фиг! Уже из Ленинграда приехали, а он в Бору сидит, мама в беде такой, а он…

– Работает?

– Ага, работает. Стаканом он там с водкой работает!

Мама словно пропустила это мимо ушей и задала следующий вопрос:

– А Витенька? А он-то как?

– Хорошо, служит, летом-то уже домой.

– А сейчас не отпустили домой, раз дело такое?

– Да нет, куда там, отпустят разве, там у них часть строгая. Сказали, только на похороны если.

– Тьфу,