Арнольд Дейч. Вербовщик Божьей милостью - Александр Юльевич Бондаренко

назад волосами. Видимо, то же он говорил и на допросах. Тогда следователи показали ему несколько фотографий, которыми располагала британская служба безопасности, но Блант сказал, что никого из этих лиц он не знает.

Можно с полной уверенностью сказать, что он “не хотел узнавать «Отто»”, так как его фотографии, конечно, были в английской разведке. Единственное, что он добавил к своим прежним показаниям, “Отто” не был англичанином, вероятнее всего, он чех. […]

Блант познакомил “Отто” с М. Стрейтом, которого завербовал в Кембридже, и именно “Отто” порекомендовал Стрейту “очиститься от своих связей с коммунистами”, прежде чем выехать в США для работы там по линии советской разведки.

Известно, что “Отто” встречался и с другим советским разведчиком – Кернкроссом, и также “советовал” тому разорвать все связи с английскими коммунистами. Именно “Отто” порекомендовал Кернкроссу постараться внедриться в английское министерство иностранных дел и отказаться от планов заняться академической деятельностью. Тогда, в 1936 году, Кернкросс вышел из компартии Британии.

Итак, согласно английским источникам, “Отто”, вероятнее всего, на самом деле был Арнольдом Дейчем»[226].

Они, помощники разведчика, о нём ничего не знали, зато «Стефан» знал про них практически всё. Подробная характеристика «Тони» – Антони Бланта, профессора Кембриджа, дана несколько выше. К ней разве что можно добавить несколько строк из меморандума: «“Тони” – он знает многих студентов в Кембридже, у него много друзей и знакомых там. За короткий период работы с нами он дал нам в Кембридже “Найгеля” и “Лонг”. Материально он от нас не зависит». С «Лонгом» мы также уже знакомы, а вот «Найгеля» стоит особо представить, очень интересная фигура. «Стефан» писал о нём так:

Ему 22–23 года, он сын американского миллиардера, который фигурирует среди десяти самых богатых семейств в Америке. Учился в Кембридже. Там стал членом компартии. Был активен в партии. Хороший оратор, выступал на митингах. Ежегодно давал партии две тысячи фунтов на газету английской компартии «Дейли Уоркер». Он был блестящим учеником. Окончил университет в Кембридже. Он друг «Сократеса» и Джона Корнфорда[227]. Последние были в интернациональной бригаде в Испании. «Сократес» был тяжело ранен, а Корнфорд убит.

«Найгель» – типичный американец. Очень инициативный и уверенный в своих силах человек. Он убеждённый коммунист, но поскольку он молод, то ещё не всё ему ясно. Он предан партии и готов всё сделать. Он простой человек, очень сентиментален и подвержен настроениям. Он добрый по натуре человек, тщеславен, любит поговорить и произвести впечатление. Он умён, образован, но поверхностный человек. Он знает силу его денег. Живёт хорошо, даже широко, и ему было бы трудно изменить свой образ жизни. Тем не менее нельзя сказать, что он человек с слишком большими претензиями в этом отношении. Он простой, честный и легко поддающийся влиянию парень. Хочет для нас работать, так как эта работа кажется ему очень романтичной. Смерть Корнфорда произвела на него очень тяжёлое впечатление. Он был очень несчастен, что ему пришлось из-за нашей работы отказаться от партийной работы. Для работы с ним нужен человек, который импонировал бы ему в интеллектуальном отношении и как человек. Легко даёт свои суждения, но также легко даёт себя переубедить. Хочет много для нас сделать. Так как он молодой, красивый парень, то он сознаёт, что он производит впечатление. Любит ухаживать за девушками.

Автор, пишущий о разведке, невольно испытывает раздвоение личности. С одной стороны, он не может не чувствовать большой симпатии к своему герою, мысленно желая ему всех и всяческих успехов. С другой стороны, душу его грызёт некий подленький червячок сожаления, что всё получилось именно так, очень успешно, а потому вся практически работа его героя так и остаётся в тайне. Вот и в данном случае, с американцем «Найгелем», мы понимаем, что «Стефан» как вербовщик сработал на отлично. Ну а что было дальше, к чему оно всё привело? Ведь ни фамилии «Найгеля» мы не знаем (хотя вряд ли его семья совсем уж входила в ту самую «супердесятку», тут бы его вычислить было несложно), ни того, продолжал ли он работу с советской разведкой, в каком это было направлении, какие оказались результаты? И так буквально со всеми, чьи подлинные фамилии заменены псевдонимами: информация нулевая, за исключением того, что что-то было… Однако тут же мы безжалостно давим подленького червячка, понимая, что для работы разведчика конкретные результаты гораздо важнее нашей информированности, которая могла быть только в случае провала. «Без права на славу – во славу державы!» – таков девиз нелегальной разведки…

Продолжаем наше повествование.

Как раз в то время, когда на Остров приехали «Манн» и «Сильвия», туда же, в Англию, приехал новый посол Третьего рейха… И вот тут как раз мы можем рассказать кое-что конкретное об оперативной работе «Сынка», оказавшегося от этого посла на довольно-таки близком расстоянии. «Филби также завязал хорошие связи с чиновниками германского посольства и вскоре стал регулярно посещать роскошные приёмы в его освещённом люстрами салоне на Карлтон-хаус террас и оказался тут как тут, когда весной 1936 года в Лондон в качестве нового посла Германии прибыл фон Риббентроп[228]. Бывший торговец ликёрами и шампанским произвёл сенсацию в дипломатических кругах, когда вместо обычного поклона королю в Букингемском дворце он отдал ему нацистское приветствие. Поэтому было неудивительно, что Филби чувствовал себя весьма неуютно в белом галстуке и фраке среди украшенных свастикой столов на официальной фотографии, сделанной на банкете в гостинице “Дорчестер”, который давало Общество англо-германской дружбы для делегации нацистских сановников 14 июля»[229].

А вот уже – прямая речь самого Кима Филби из его воспоминаний:

Контингент интересовавших меня лиц с британской стороны – прогермански настроенные элементы моей родной страны – был сосредоточен в Англо-германском обществе. Там проводились званые ужины и неформальные встречи; и те, и другие представляли возможность завести личные контакты. По политическим взглядам членов общества, за исключением некоторых, кто ещё не до конца определился или колебался, можно было условно разделить на три группы…[230]

Далее Ким пишет, что первую группу составляли «откровенные пронацисты», которые меньше всего интересовали немцев, потому как были с ними во всём полностью согласны; вторая группа – это были те, кто рассчитывал договориться с Гитлером, в чём-то удовлетворив его амбиции; были также те, кто боялись агрессивной политики германского фашизма, но считали необходимым поддерживать контакты с рейхом в надежде на то, что «либо шах умрёт, либо ишак умрёт», то есть что в Берлине сменится либо правительство, либо его политика. Притом все эти джентльмены очень надеялись, что агрессивная политика гитлеровской Германии будет направлена на Восток – знаменитый Drang nach Osten, «Натиск на Восток» –