Жить - Кельта

Три недели потребовалось, чтобы Первородная сила смягчилась и перестала причинять боль. Но волховица не стала полностью выпускать её наружу, а, связав, направила на ещё не открытые части второй сферы, разрушая преграды.

Осенью Мала вернулась в поместье, оставив Источник для Ясны. Она шла по дорожкам и кивком приветствовала всех знакомых, пугая их своей болезненной худобой и счастливой улыбкой. Сама же она просто радовалась, что её дар в её власти и больше не причиняет боли.

Глава 42

Добро, что птица перелётная, домой возвращается.

Княжну Сулену и воинов при ней вернуло в родной мир. Они оказались между дорогой и широким лугом, под палящим зноем полуденного солнца. Тепло ласково окутало промёрзших людей, успокаивая и исцеляя страхи. А лёгкий летний ветерок приносил пьянящий дух цветов и свежесть с реки. Волхвы просто лежали, радуясь возвращению, и ждали, когда же всё тело перестанет ломить. Но час спустя сначала Карна, а потом и другие забеспокоились. Почти все они запечатали свой дар по первому же слову Малы, и потом чувствовали, что девушка добавила и свою печать сверху. Но теперь преграда разрушилась, а успевшая засесть внутри сила тихо терзала и причиняла боль. Утешало лишь то, что сами они невеликого дара, и много в их сферы просто не поместилось.

Волхвы переглянулись и промолчали, отвели глаза. Каждый из них видел перерезанные верёвки и слышал крик перед шагом во врата. Сулена раскрыла ладонь и посмотрела на лежащий там оберег. Жесткие края вдавились в руку, оставив глубокие следы, а на старой монете даже появилась капелька крови. Княжна не знала чья это кровь, но вновь сжала кулак так, что монета прорезала кожу и окрасилась уже её кровью.

— Надо выбираться отсюда и идти… — тихо сказала она и встала.

— А куда? — уточнил Юрас, оглядывая соклановцев, и сжал губы, продолжив полусидеть на примятой траве.

— В клан Стояновичей, — твёрдо решила Сулена. — У меня дело к одному из них.

Девушка бережно убрала оберег в вретище, и побрела к дороге. За ней с охами и вздохами поднялись и воины. Они шли в случайную сторону почти четыре часа, пока не наткнулись на гостевой двор, где и узнали куда ж их вынесло. До волости Стояновичей всего неделя пути, а до её родного клана дней двадцать. Княжна расспросила, где рядом город и отправила своего воина-стража доложиться старейшинам, наказав купить по первой возможности коня и поспешить. А сама осталась с дружинными, посланными княжичем Гораном.

И всё же путь занял немного дольше, чем думалось девушке. Она, непривычная к дорогам, быстро уставала и их крохотный отряд едва успевал за день дойти до следующего гостевого двора. А как добрались до первой же своей заставы, так и вовсе осели на несколько дней, выслав в поместье гонца.

За княжной приехал сам княжич Горан, и даже привёл смирную лошадку для невесты клана. И взял с собой дюжину молодцов и воительниц и княжника Радима для пущей важности. Дружина радостно приветствовала вернувшихся Карну, Борушку и Юрасика, беззлобно подшучивая над их бледным видом. Про Ратибора не спрашивали, догадываясь о его судьбе, но всё же надеясь, что он просто где-то отстал и скоро нагонит. Да и троица волхвов впервые с возвращения из Перерождающегося мира заулыбалась, повстречав побратимов.

Оставшийся путь пролетел незаметно. Дружинные всё же тихо расспрашивали о путешествии, но вернувшиеся отвечали когда покороче, а когда и вовсе отмалчивались. Горан, прислушивавшийся к разговорам, хмурился, но тоже лишь вежливо кивал.

Вечером отряд остановился на гостевом дворе в полудне пути от поместья. Княжич помог дорогой гостье спешиться и поддержал её, прихрамывающую после долгой скачки. Он хотел уже передать княжну воительницам и местным девкам в услужении, как Сулена крепко ущипнула рукав и, подняв полный решимости взгляд, негромко сказала:

— Княжич Горан, надо переговорить коротко. Давайте отойдём в сторонку.

— Как пожелаете, княжна, — улыбнулся княжич и помог ей отойти к краю двора.

— Там, в Перерождающемся, нас отвела к вратам домой девушка. Она была из ваших, — Сулена запиналась, пытаясь подобрать слова. — И вот, просила передать. Сказала, ты поймёшь.

Княжна достала из вретища оберег и на раскрытой ладони протянула его Горану. Он застыл, рассматривая в сумерках кожаные ремешки и монетку, а потом осторожно, бережно, взял оберег. Помолчал, прикрыв глаза и легко проводя по краю петельки, а потом и старой истёртой монетки.

— Где она? — ровным тихим голосом спросил Горан.

— Не успела выбраться, — закусив губу и отвернувшись ответила Сулена.

Княжич кивнул, спрятал оберег и широкими шагами направился к дружинным. Его взгляд зацепился за молчаливую троицу вернувшихся — каждый отвёл взгляд. Хмыкнув, Горан позвал Карну и отошел с ней к воротам. Со стороны было видно, как обычно решительная воительница что-то сбивчиво отвечает хмурому, как грозовая туча, княжичу, неловко пряча руки и глаза. Горан ещё раз посмотрел на Борушку и Юрасика и, отпустив Карну, подозвал Радима. Брату он лишь кратко сказал остаться за главного, а сам забрал ещё не рассёдланного коня и объявил всем, что возвращается в поместье, чтобы уладить дела.

А небо тем временем совсем стемнело. Он гнал коня не щадя по знакомой дороге до тех пор, пока скакун не начал ржать и фыркать, а потом и спотыкаться. Пришлось спешиться и идти пешком. Княжич выпустил в ночь дюжину порхающих птичек, то пролетавших у самой земли, то взмывавших над головами человека и коня. А сам шел, не замечая ничего.

Его душили ярость и грусть, сливаясь горем и разбиваясь на тысячи осколков. Все эти годы он мог верить, что там у них с сестрой всё хорошо и иногда, когда дорога выпадала мимо, проведывал могилу старушки Деи, убеждая ту не волноваться за девочек, которые должны уже хорошо жить. Они такие, они не пропадут. Ошибся.

В поместье Горан воротился до рассвета, отдал измученного коня заспанному мальчишке, по пути к терему умылся из дождевой бочки, а потом заперся на час в своей половине головы терема. Утром же, едва рассвело и попросыпались не только кухарки, но и старшие, княжич вышел и отправился к старейшине Яруну. И хоть и мало людей было на улице, каждый удивлённо оборачивался вслед Горану.

Княжич шел не в привычных броне или волховке клановых цветов, а в хоть и расшитом, но белом кафтане. У терема старейшины он помедлил немного, но всё же поднялся по высокому крыльцу