Кэтрин, принцесса Уэльская - Роберт Джобсон

что фирменный знак «Мама» давно и прочно приклеился к публичному имиджу Кэтрин. Ещё до того, как герцогиня взвалила на себя уйму обязанностей в качестве члена королевской семьи, Лагервей уподобляла её маме-блогеру с мировой славой: «Все мамкины блоги, собственно, к этому и сводятся: ты платишь людям за профессиональные фото и создание контента для успешного блога, раскручиваешь его, налаживаешь корпоративные партнёрства и управляешь ими и всем прочим, что сопутствует влиянию на умы. По-моему, она именно это и делает, хотя и с воистину запредельным размахом».

Кэтрин «делилась фотографиями не только своих детей, но и плодов их творчества и рукоделия, да ещё и запустила мем “Instagram vs reality”[191] вместе с фото результатов мазни пальцами в краске в исполнении своего младшенького принца Луи. Тот [пост] был вроде бы совершенно безобиден – ну, нашкодило дитя; вроде бы ничего серьёзного. А на самом деле такой выбор фото – он же о том, что, дескать: вот она я, как есть, настоящая, и даже дети у меня такие же шкодливые, как у всех». Её PR-команда в Кенсингтонском дворце ещё и регулярно публиковала статистику сбора лайков под их с Кэтрин постами в соцсетях. Пиарщикам ли не знать, как налаживается связь с аудиторией, сказала доктор Лагревей, но они всё равно предпочитали держать всё под строжайшим контролем.

По правде говоря, всё, что делала и говорила Кэтрин на фоне пандемии, шло от чистого сердца и никоим образом не являлось частью пиар-стратегии в духе Макиавелли. Что до неё лично, то, по словам всех близких ей людей, Кэтрин была озабочена исключительно помощью другим. И хотела сделать так, чтобы те, кто рискует собственным здоровьем, оказывая эту помощь, чувствовали, что общество им за это признательно.

Всякий раз при появлении её лица на экране компьютера тем, кто принимал входящий вызов от Кэтрин, оно представало лучащимся улыбкой радости. И одно это несомненно способствовало разрядке напряжённости и созданию приподнятого настроения. Слова поддержки от неё помогали работникам переднего края почувствовать себя особыми и неповторимыми. По словам близкого к Кембриджским источника: «Как только было официально объявлено о локдауне, и герцог, и герцогиня первым делом связались по телефону со двором Её Величества и правительством для получения указаний, как им действовать, чтобы обеспечить максимально физически возможную помощь всему этому без формальных нарушений. Они преисполнились чувства долга, вероятно, как никогда прежде».

По окончании локдауна пара была по-прежнему преисполнена решимости оставаться на виду и делать своё дело. Они отправились в трёхдневный железнодорожный тур по Великобритании, чтобы отдать дань должного медицинским и социальным работникам переднего края и поблагодарить их за самоотверженные усилия в период ковидного кризиса. Придворные высокого ранга сообщали, что это шумное турне чета затеяла в расчёте «поднять настроение в стране перед Рождеством». Один из них сообщил Daily Telegraph: «Свершившееся в этом году лишний раз подчеркнуло и закрепило ценность членов королевской семьи как прирождённых государственных деятелей. Они же ведут себя не как знаменитости, – а, по сути, выходят на публику, чтобы поблагодарить народ от имени общества»[192].

Уильям и Кэтрин проделали путь общей протяженностью в 1250 миль на королевском поезде, встречаясь на местах с работниками Национальной службы здравоохранения, волонтёрами, школьными учителями и их подопечными, – и выслушивали ото всех них исповеди о том, что им довелось пережить, чем пожертвовать и какие усилия проделать за время казавшегося всем нескончаемым локдауна. Кэтрин, по словам её помощниц, почитала своим долгом привлекать всеобщее внимание к этим героям повседневности и отдавать дань личного уважения работе всех людей и организаций, которые «превзошли всяческие ожидания» во всём, что касается ответа общества на вызванный пандемией кризис. Это их турне пользовалось полной поддержкой со стороны королевы, а премьер-министр Борис Джонсон и вовсе назвал его «долгожданным толчком к укреплению морального духа» нации.

Хотя Кэтрин теперь – одна из известнейших в мире женщин, она всё ещё чувствует себя не вполне уютно перед наставленными на неё батареями фото- и телекамер. Но за десятилетие в ранге члена королевской семьи она всё-таки научилась держаться под прицелом операторов внешне расслабленно, и её образ украшал обложки бессчётного множества номеров глянцевых журналов, включая юбилейный выпуск британской версии Vogue, приуроченный к отмечавшемуся в 2016 году столетию с начала выхода журнала в Соединённом Королевстве.

Опубликованная в том июньском номере на десяти страницах серия её фотопортретов работы британского мастера Джоша Олина стала первой, на которую она дала своё официальное согласие, да и то после нескольких месяцев напряжённых переговоров. На милость Кэтрин сдалась тогда лишь на условиях сотрудничества между журналом и находящейся под её патронажем Национальной портретной галереей, оговорив, что её фотопортреты станут центральными экспонатами предстоящей выставки «Vogue 100: столетие стиля».

«Для нас огромная честь и нечто воистину восхитительное – согласие Её королевского высочества герцогини Кембриджской предстать на обложке британского выпуска Vogue и в целом поучаствовать в выпуске, посвящённом нашему вековому юбилею», – сказала главный редактор Александра Шульман. Кэтрин понравилась идея отсняться на фоне идиллических норфолкских пейзажей, при этом ей хотелось предстать на фото хотя бы отчасти такой, какая она есть в частной жизни, сообщала Шульман. Никакого тщеславия или излишней заботы о своей внешности Кэтрин не проявляла, а всего лишь, чуть прихорошившись перед зеркальцем из косметички, предстала перед объективами, как она есть, в джинсах, парке и с бигуди в волосах. «Ей вовсе не хотелось обряжаться в модные наряды и тем более щеголять перед объективами в царственных платьях и тиарах», – засвидетельствовала Шульман. Вся одежда, по её словам, была сугубо «неформальной»: джинсы, рубашки, футболки.

На протяжении всей фотосессии Кэтрин проявляла неподдельный интерес к технике и композиции фотосъёмок в исполнении непревзойдённого мастера Джоша Олина. «Сам съёмочный процесс, – призналась она Александре Шульман, – вдруг предстал перед моим взором чем-то обворожительным. Это оказалось куда ближе к позированию перед художниками-портретистами, нежели я прежде могла догадываться, – оказывается, и тут тоже идёт наслоение антуража, грима, одежды и света – и всё это по совокупности складывается в окончательный образ. Только тут я воочию увидела, как много работы уходит на то, чтобы из всего этого слепить единый образ»[193].

Кэтрин рассказала Шульман, что с тех пор, как она стала матерью, она сделала много фотографий своих детей и заметила разницу между ними и собой как субъектами: «Что более всего меня поразило при фотографировании Джорджа и Шарлотты, так это дивное отсутствие у них какой бы то ни было стеснённости из-за осознания того, что они позируют перед камерой, которое обычно присуще взрослым».

Интерес к фотографии передался Кэтрин от её дедушки по отцу