Путь Инквизитора. Том третий. Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

— Барон! — Аделаида фон Шеленброк молитвенно сложила руки. — Вы обязаны нам всем рассказать об этом своём подвиге. И это не мы вас просим, вас просят сама герцогиня и принц. Они приглашают вас.

— Добрые госпожи… Передайте Её Высочеству герцогине и Его Высочеству принцу, что для меня это большая честь, вот только я сейчас не могу принять их приглашение.

И тут обе фрейлины, как по команде, взглянули на стоявшую тут же Амелию Цельвиг, и во взгляде их читалось: уж не это ли повод его отказа. И чтобы всё объяснить им, барон рассказывает:

— Я только что приехал, ещё даже не разместился дома у себя, ехал четыре дня со всей семьёй, а вы и представать себе не можете, как это непросто путешествовать с моей семьёй… Если герцогине и принцу будет угодно, то завтра вечером я буду в полном их распоряжении.

— Прекрасно, прекрасно, — произнесла Аделаида фон Шеленброк с видом удовлетворённым. — Мы так и передадим Её Высочеству.

— Значит, завтра к ужину герцогиня и мы все будем ждать вас, барон, — закончила Генриетта Розен фон Голдеринг. — И, кстати, думаю, герцогиня захочет познакомиться с вашей супругой.

— Супругой? — переспросил Волков.

— Ну, вы же приехали с нею?

— Да, именно, — соглашается он, понимая, что его обещания супруге о приёмах и ужинах, судя по всему, воплотятся в жизнь.

— Ну, в таком случае считайте, что герцогиня приглашает вас обоих. Я уполномочена Её Высочеством выбирать её гостей, — важно сообщила старшая из фрейлин.

В ответ Волков лишь поклонился, и они расстались. А когда дамы, переговариваясь о завтрашнем ужине, скрылись на этаже, он и говорит красотке Амалии:

— Свидание наше, дорогая моя, нынче придётся отложить, потом время найдём, а пока поеду обрадую жену.

— Ну, после так после… — с видимым разочарованием соглашается придворная красотка. — Хотя и жаль, уже хотела отвести вас в один чуланчик, которым заведует моя товарка, кастелянша постельных покоев молодого принца; вот она позавидовала бы, вас увидав, — но Амалия не уходит, а тут же цепляется ему на локоть. — Тогда пойду хоть провожу вас до кареты.

Он соглашается, но смеётся:

— И охота вам таскаться по лестницам?

— Надо, чтобы все видели, что я ваша любовница. — говорит она.

— Ну, кажется, все уже и раньше то видели, — усмехается генерал. — В прошлый мой визит.

— Надо, чтобы ещё… Чтобы опять… Все во дворце должны знать, что я всё ещё с вами. Эти заносчивые бабы из свиты герцогини меня с вами видели… обо всём теперь болтать станут… герцогине доложат непременно. И то хорошо для моей репутации, — она смеётся. И видя, что он удивлённо смотрит на неё после этих слов, добавляет: — Репутация у дам придворных считается иначе, чем у иных. Тут чем ближе ваш сердечный друг сидит к герцогу на обеде, тем выше и вам при дворе быть.

На прощание она целует его возле кареты, а он дарит ей тяжёлый папский флорин. На эту потаскушку ему совсем не жалко золота.

А после, уже когда карета везла его по ночному городу, он думал об Амалии Цельвиг, о дворцовых нравах и, как ни странно, о герцоге.

«И что у него за жизнь? Как вообще можно жить при дворе, где любая твоя оплошность, даже оплошность с женщиной, тут же становится известной для всех этих людишек, что живут под твоей крышей».

Весь прекрасный дворец был буквально пропитан запахом денег и связей. Всё тут было прекрасно: и внутреннее убранство, и дорогие кареты с богатыми упряжками во дворе. Зеркала, паркеты, мрамор и большие окна — всё это великолепие иному человеку могло вскружить голову, тем более что по коридорам и лестницам прекрасного здания сновали прекрасные и распутные женщины. Здесь почти всегда в каких-нибудь покоях звучала музыка… И всегда можно было найти пищу, вино и собутыльников… Вот только жить при дворе или даже ежедневно бывать тут ему совсем не хотелось…

⠀⠀

*⠀ *⠀ *

⠀⠀

— Ну, вы видели герцога? — сразу спросила его баронесса, едва он вернулся домой.

— Герцог уехал на охоту, — отвечает ей муж, садясь на стул возле стола и устало вытягивая ноги. Он берёт у Гюнтера стакан со снадобьями и отпивает глоток. А Мария и ещё одна девица носят ему с кухни ужин. А пока Гюнтер подаёт ему домашние туфли, жена встаёт рядом с ним, ей интересно, как там дела во дворце, но тут она вдруг начинает принюхиваться, а после говорит ему с непониманием:

— Кажется, от вас пахнет благовониями, — жена склоняется к нему, не обращая внимания на слуг, и начинает нюхать его так же, как гончая берёт след.

«Наверное, от Амалии остался запах, но как она учуяла?!» — думает генерал и отвечает ей:

— Вы приглашены завтра на ужин.

Жена замирает и прекращает изображать из себя охотничью собаку, она смотрит на него с изумлением:

— К герцогу?

— Я же вам, кажется, сказал, что герцог уехал на охоту и будет дня через два, — отвечает супруге генерал, принимаясь за свиную отбивную с чёрным перцем. — Мы приглашены к Её Высочеству.

— К Её Высочеству, — с придыханием повторяет супруга и поднимает взгляд к потолку; и по лицу её распространяется блаженство, как будто там, под потолком, она видит сияющий свечами, серебром и дорогим стеклом накрытый стол, а за ним — прекрасные дамы и кавалеры. Играет музыка… и она, Элеонора Августа фон Эшбахт, баронесса фон Рабенбург, абсолютно естественна и уместна среди этого великолепия и всяких других дам и господ. И тут вдруг женщину поражает ужас, словно в своих мечтах она углядела что-то страшное, её лицо оборачивается к мужу, и она произносит едва не со слезами в голосе:

— Но у меня же нет платья.

А Волков как раз, отпив вина из стакана, и предлагает ей:

— Завтра с утра этим и займёмся, я поеду с вами.

— И что же, по-вашему, — жена садится с ним рядом, — я без вас и подъюбников не выберу?

— Подъюбники выберете, но платье для приёма выбрать вам помогу я, — настоял генерал.

— Уж вы выберете, — говорит она недовольно. И снова наклоняется к нему и начинает принюхиваться. — А отчего же вы так пахнете?

— Так пахнут фрейлины герцогини, — отвечает ей супруг.

— И что же, вы обнимались с ними, что ли?

— Да, и с герцогиней тоже, — с сарказмом замечает Волков. Потом смотрит на жену долгим взглядом и продолжает: — Ах, как же вы глупы; уж и не знаю, брать