Лабинцы. Побег из красной России. Последний этап Белой борьбы Кубанского Казачьего Войска - Федор Иванович Елисеев

Иванович, да что же Вы делаете?.. Куда Вы отправляете Надюшу… барышню, одинокую, ее ведь каждый может обидеть! Позвольте Вас просить оставить ее в полку! Мы сами будем следить за ней, если она Вам в тягость! – как-то с жалостью говорили они. – Она будет наша полковая дочь, – закончили они.

В особенности активен был войсковой старшина Ткаченко, человек по натуре суровый, но его серо-голубые глаза всегда ярко выражали его душевные переживания.

Должен еще раз подчеркнуть, что эти три офицера, хотя летами и старше меня, были настолько серьезны, рассудительны и всегда тактичны со мной, так преданы интересам полка и воинскому долгу, как редко можно было встретить тогда. К тому же они были все очень хорошо воспитаны. Теперь, после «многих бурь» за границей и понижения благородства в людях, недоброжелательства, даже и среди былого братского казачества между собой, эти три офицера 1-го Лабинского полка являются исключительным примером.

– Да совсем Надюша мне не в тягость! – отвечаю им. – Я только думаю о своей семье, что осталась в станице. Да и ей, в горах что нас там ждет – мы не знаем, – урезониваю их, моих лучших офицеров полка и искренних друзей.

– Но вы так, господа, активно просите меня, что я – сдаюсь, Надюша!.. Ты остаешься со мной, – говорю ей.

И она, моя милая сестренка, на 10 лет младше меня, сквозь свои девичьи ясные слезоньки уже мягко и радостно улыбается и благодарит меня. И чтобы зафиксировать это свое точное решение, при них обнял ее и поцеловал в лобик.

Безобидное и непорочное дитя. К вечеру она уже поет и помогает хозяюшке накрывать нам, штабу полка, стол.

Милое дитя!.. Кто бы мог знать или подумать – какая жестокая доля ожидает ее «после нашего похода в горы».

«Зеленые»

В районе Филипповских хуторов и Царского Дара была дневка корпуса. Эти села красные еще с 1918 года. О положении нашего общего фронта мы ничего не знали. Пронесся слух, что где-то по соседству с этими селами появились «зеленые крестьяне». Они даже прислали письмо казакам – «бросить своих офицеров и перейти к ним». Мы над этим только посмеялись в своем полковом штабе.

Стояла жидкая весенняя грязь, но было тепло. 1-й Лабинский полк для выступления выстроился на широкой улице. Крупной рысью подъезжаю к нему с левого фланга и вижу – стоит перед фланговым взводом фигура в рваном картузе, в тужурке, в сапогах, с винтовкой через левое плечо (не по-казачьи).

Под ним захудалый кабардинец с казачьим седлом. После встречной команды полковника Булавинова спрашиваю его:

– А это кто такой?

– А делегат от зеленых приехал за казаками, – вдруг спокойно отвечает он, словно к полку присоединился приблудный жеребенок.

Бросаю Булавинова и строго спрашиваю этого мужика, 35–40 лет:

– Ты кто таков?.. Почему ты здесь?

– Та я прибыл з лесу от зеленых, нам сказали, што казаки сдадутца, ежели хто приедет до них. Вот меня и послали, – спокойно отвечает он, совершенно простой мужичонка, как бы с придурью.

– Какой полк?.. Лабинский?!. Какие казаки хотят перейти к вам? – закидываю его ехидными и злыми вопросами.

– Та я не знаю, говорили што казаки, а какие ани – не знаю, – отвечает он уже с робостью.

Мой штаб-трубач, умняга и молодецкий старый казак Василий Диденко, уже сорвал с него винтовку, а казаки смеются из строя на слова «этого делегата от зеленых», но мне это совершенно не нравится.

– Как он мог проехать сторожевое охранение? Да еще вооруженный? Почему он здесь, перед полком? – наскочил я на полковника Булавинова, своего старшего помощника.

– А черт его знает, откуда он появился, – вдруг спокойно отвечает остроумный Булавинов и добавляет: – Да я и сам его только что увидел.

Получился некоторый «фарс», и мы оба уже улыбаемся. Не придав этому никакого значения, отправляю «делегата» в штаб дивизии.

Стыжу и весь строй, что мне, командиру полка, пришлось разговаривать с каким-то «анчуткою-делегатом» и никто не поинтересовался: «А почему и кто этот человек здесь, верхом, в картузе и с винтовкой за плечами?»

Конечно, мои слова относились к обоим помощникам, к сотенным командирам. Но все потом уверяли, что они его, этого делегата, и не видели раньше.

– Так тем хуже для вас, господа! – говорю им. – Вы допустили его до непосредственного общения с казаками!.. А яд ведь разлагает! – закончил им.

Все соглашаются с этим и искренне возмущаются смелостью «делегата от зеленых», прибывшего в расположение корпуса.

1-й Лабинский полк вновь назначен в арьергард при переходе реки Белой. Я настороже: черт его знает – может быть, их тут, подобных делегатов, много? Может быть, они только и ждут, когда мы тронемся, и откроют по полку огонь со всех кустов? Но все обошлось благополучно. По дырявому настилу моста через Белую полк перешел ее и занял позиции на левом берегу, минировав мост. Здесь были уже густые пролески, и оба берега реки были пологи.

В станице Ново-Лабинской генерал Науменко вызвал меня к себе. Из станичного правления он будет говорить с есаулом станицы Воздвиженской, начальником местного гарнизона, который задержал корпусной обоз, решил не идти в горы и ждать красных. Меня он вызвал, чтобы я слышал весь разговор, намекнув, что, может быть, туда придется послать 1-й Лабинский полк.

В разговоре с этим есаулом генерал Науменко говорил начальствующим тоном, пугал репрессиями, но этим еще более обозлил его. Есаул уверял, что его казаки совершенно не красные. Они просто устали воевать и считают уход в горы бесполезным. И остаются в своей станице лишь потому, чтобы «сгладить» могущие быть репрессии красных над станицей, о чем просили его старики, и он, есаул, сам сознательно идет на эту жертву.

Этак он ответил Науменко, когда последний простыдил его, что они «потеряли казачью честь и предают Кубань».

На эти слова со стороны есаула получился не менее философский ответ, что «предают Кубань те, кто бросают свои станицы, бросают свои семьи на произвол судьбы, а сами уходят в горы. А он, есаул, местный житель, жертвует собой для спасения станицы. Но, зная лично генерала Науменко и уважая его, он отпускает корпусной обоз», – закончил он.

Фамилию и судьбу этого есаула я не знаю, но, конечно, он ошибался в своих выводах.

Боевые курьезы за рекой Белой. Полковник Шляхов (разность мнений)

Заняв многочисленные лесные бугорки на левом берегу реки Лабинский полк ждал красных. Ему была придана артиллерия, расположившаяся на позиции позади полка.

Красная конная лава приближалась с севера. Оказалось, что Партизанский