Дочь самурая - Эцу Инагаки Сугимото

увешивают их разноцветными бумажками со стихотворными мольбами о том, чтобы пастух и его избранница-ткачиха встретились в этот день на туманных брегах Небесной реки, которую американцы называют Млечный Путь.

День памяти солдат, павших в двух войнах, с его патриотическими речами, флажками и цветами на могилах, — наш Сёконся, день поминовения погибших воинов, когда с утра и до самого вечера сотни людей, негромко хлопая в ладоши, проходят под высокой каменной аркой и уходят, чтобы освободить место сотням следующих посетителей.

Четвёртое июля с развевающимися знамёнами, треском шутих, барабанной дробью и крутящимися в небе фейерверками сродни нашему празднику, когда под перекрещёнными ветвями сакуры реет японский флаг в честь восшествия на престол двадцать пять столетий назад нашего первого императора, высокого, бородатого, в просторных одеждах, перехваченных на запястьях и лодыжках сплетёнными лозами, в длинном ожерелье из серповидных драгоценных камней: ныне оно считается одной из трёх драгоценных регалий трона.

Хеллоуину с его причудливыми светильниками, нечистью и шутливыми проделками в Японии соответствует праздник плодородия, когда из тыкв вырезают искусные изображения тенистых садов с цветами и фонарями, играют в призраков и складывают тыквы у ворот круглолицых девиц, устраивают набеги на сады скупцов и относят трофеи на могилы, чтобы ими поживились бедняки.

День благодарения — праздник, когда переселенцы ступили на американский берег, — с его индейкой и пирогами, радостью и весельем, напомнил мне наши ежегодные праздники, когда вступившие в брак дочери и сыновья со своими детьми собираются на застолье и едят красный рис, рыбу, оживлённо беседуют, когда двери святилищ распахнуты настежь и духи предков благосклонно взирают на происходящее.

Рождество с нарядными улицами и весёлой толпою прохожих, спешащих домой с покупками, с ёлкой в огнях и множеством подарков, со священными воспоминаниями о воссиявшей звезде, Матери и Младенце сродни нашему Новому году, который празднуют семь дней, с одним лишь отличием, и отличие это между негромкой старинной мелодией органа и беззаботной, живой и счастливой детской песенкой.

В Японии в Новый год над каждой дверью на наших запружённых улицах натягивают потрёпанную верёвку из рисовой соломы, а на крыльцо ставят сосенки, повсюду слышится детский смех, перезвон привязанных к обуви невидимых колокольчиков, бодрый стук летящих воланчиков и радостные приветствия кланяющихся друг другу знакомых. В каждом доме подают пухлые круглые лепёшки-моти, у всех детей день рождения, всем девушкам дарят новые пояса, мальчики и девочки вместе играют в карточки со стихами. Ах, как весело в Японии в Новый год! Ни у кого нет мрачных мыслей, ведь бабочка вырвалась из кокона прошлого и жизнь началась сначала.

Первое Рождество в Америке обернулось для меня разочарованием. Подруга предложила всем вместе пойти на праздничное богослужение, после чего отправиться к ней на ужин у рождественской ёлки. У подруги были дети, и я предвкушала весёлый, красивый, приятный вечер, не лишённый, однако ж, приличия и благоговения. Оказалось, что я преувеличивала символическое значение этого праздника, а в нём материальное настолько тесно и странно переплелось с духовным, что я совсем растерялась. Звезда на ёлке, бескорыстие — и то, и другое прекрасно, но о них почти не говорили, разве что в церкви, а под звездой висели гирлянды из клюквы и кукурузных зёрен — того, что мы употребляем в пищу. Словом, если не считать подарков (и дарить, и получать их радостно), мне показалось, что суть праздника по большей части заключалась в определённых угощениях, а также обычае — неэстетичном и даже странном — развешивать на видном месте покровы для нижней части тела, дабы туда положили подарки, игрушки и украшения, даже фрукты и сласти. Японцу такую традицию понять трудно.

В тот вечер мы с матушкой навестили мисс Хелен. В её просторной тихой гостиной на отрезе белоснежной материи стояла ель, большая, душистая, блестящая огоньками и разноцветными украшениями. Как же это было красиво! Эта высокая дивная ель напомнила мне — так американский небоскрёб может напомнить о крохотной пагоде храма — волшебную ветвь на нашем празднике кокона[64], на которую вешают множество украшений в виде всех символов этого дня (их выдувают из сахара). Матушка и отец мисс Хелен тоже присутствовали, и мы разговорились о праздниках в Америке и в Японии. А потом их маленькая племянница вместе с соседской девочкой спели нам рождественские гимны, и сердце моё переполнила радость: наконец-то настало идеальное Рождество!

Наутро после Рождества выпал первый снег, сухие перистые снежинки туманом висели в воздухе; на метели в Этиго, когда с неба валят мокрые хлопья, это было похоже не больше, чем легчайший шёлковый очёс на тяжёлую хлопчатобумажную вату. Снег шёл весь день, к ночи усилился, и когда мы проснулись на следующий день, вокруг было белым-бело.

На повороте нашей подъездной аллеи, в том самом месте, где она переходила в широкую проезжую дорогу, стоял домик кучера. Трое его детей попросили у матушки разрешения слепить снеговика на нашей задней лужайке. Матушка согласилась, и начались преинтереснейшие вещи! Дети скатали большой снежный ком, на него поставили второй, а на него третий, поменьше. Потом, как следует похлопав по верхнему кому ладошками в красных варежках, сделали снеговику лицо — черты его получились грубыми, — а из угольков блестящие глазки и ряд пуговиц. Нахлобучили на снеговика старую отцову шляпу, всунули в рот раздобытую где-то трубку — и готово дело. Получившееся неуклюжее бесформенное создание напомнило мне Дарума-сама — индийского святого, чья вера стоила ему ног.

Вот уж не ожидала увидеть в Америке этого буддийского святого! Однако схожесть меня позабавила, и я повеселила детей историей о том, как неунывающий обработчик риса отшвырнул пестик прочь, основал новую религию и попросил не поклоняться своему образу, а изготавливать в виде него смешные игрушки, чтобы дети брали их в руки и радовались. Позже я видела таких Дарума-сама и в прочих местах, не только у нас на лужайке. К моему удивлению, приземистая фигурка в алом наряде была всем знакома, а вот имя святого и его история — нет. Я за свою жизнь повидала немало игрушек в виде Дарума-сама, сделанных для неаккуратных детских ручек, но пришла в изумление, увидев однажды вечером эту куколку-неваляшку в качестве утешительного приза за игру в карточки.

— Странный, однако, приз за игру в карточки, — сказала я Мацуо. — Почему выбрали именно Дарума-сама?

— Ничуть и не странный, — возразил Мацуо. — Очень даже уместный. Он никогда не теряет равновесия, и стоит ему наклониться, как он тут же встаёт, — чем не утешительный приз? Он словно говорит: «Падаю лишь на миг». Понимаешь?

В Японии