Книга 2. Война и мир Сталина, 1939–1953. Часть 2. «О дивный новый мир…», 1945–1953 - Андрей Константинович Сорокин

«Югославские товарищи», не дождавшись согласования с Москвой, выступили с собственными инициативами по урегулированию триестского вопроса на основе югославо-итальянских переговоров, что и было в конечном итоге реализовано. Москва односторонние действия Белграда расценила как нарушение протокола о консультациях от 11 февраля 1948 г. и признала его потерявшим силу. «Югославские товарищи» принесли извинения и просили не разрывать протокол, но Москва к этим просьбам не прислушалась[382]. Тито использовал благожелательное отношение западных держав к расколу в восточном блоке и в конечном итоге добился поставленных на триестском направлении задач (пусть и не полностью). И хотя Триест остался за Италией, но в состав Югославии вошли южные и восточные районы этой провинции.

«Югославские товарищи» получили из Москвы симметричный ответ. На парижской сессии министров иностранных дел в мае — июне 1949 г. Москва кардинально изменила свою позицию по отношению к югославским претензиям на Словенскую Каринтию. Ее передачу из состава Австрии в состав Югославии сталинская дипломатия неизменно поддерживала начиная с осени 1945 г. В Париже державы договорились о неизменности довоенных границ Австрийской Республики[383].

Следовать указаниям Москвы Белград откажется[384]. Сталин станет отслеживать все перипетии взаимоотношений СССР и Югославии, непосредственно участвуя в подготовке таких документов, как, например, протест в связи с отказом югославского руководства платить по долгам[385].

1 сентября 1950 г. Совмин СССР принял постановление «О задолженности Югославии Советскому Союзу и расчетах по заказам и поставкам», где шла речь о кредитных соглашениях 1946 и 1947 гг., а также о расчетах по неторговым платежам по соглашению 1948 г. [386]

Как уже мог убедиться читатель, советско-югославский конфликт вышел за рамки двусторонних отношений. Выяснять их стороны продолжали и на трибуне Организации Объединенных Наций. Осенью 1949 г., в период подготовки и проведения третьего совещания Коминформа, произошло острое столкновение на четвертой сессии Генассамблеи ООН. Советская сторона всячески препятствовала избранию Югославии непостоянным членом Совета Безопасности. «Югославские товарищи» получили поддержку Запада, и югославский представитель 20 октября занял свое кресло на заседаниях Совбеза. Поддержала югославов и Генассамблея ООН, обвинив СССР в недопустимой дискриминации и враждебных действиях против Югославии, в стремлении навязать международному сообществу свою блоковую антиюгославскую линию. Через несколько дней СССР, со ссылкой на материалы «дела Райка», объявил персоной нон грата югославского посла[387]. 25 октября 1949 г. из СССР был выслан посол ФНРЮ К. Мразович, которого обвинили в шпионской и подрывной деятельности против СССР, выступлениях в печати «с клеветническими измышлениями по адресу» СССР. Вплоть до 1953 г. посольство возглавлял поверенный в делах.

Телефонограмма И. В. Сталина Г. М. Маленкову о проекте заявления по Югославии

7 октября 1949

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 762. Л. 29]

Шельмование «югославских товарищей» дошло до того, что 29 ноября 1949 г. Коминформ принял резолюцию «Югославская компартия в руках убийц и шпионов». Сталин использовал клише десяти-пятнадцатилетней давности из арсенала подготовки и проведения печально знаменитых московских процессов, запамятовав или проигнорировав ставшую еще тогда ему известной реакцию международной общественности, в том числе левых интеллектуалов. Об остроте противостояния и крайней степени личного ожесточения могут свидетельствовать «показания» известного «нежелательного свидетеля» советской истории Павла Судоплатова, который в своих воспоминаниях сообщил о планировавшемся в Москве покушении на Тито[388].

Югославский вопрос будет не раз возникать в стенах ООН. 14 декабря 1951 г. ООН приняла резолюцию по «Жалобе на враждебную деятельность по отношению к Югославии со стороны правительства СССР и правительств Болгарии, Венгрии, Румынии и Албании, а также правительств Чехословакии и Польши». В международном дипломатическом пространстве Сталин, таким образом, проиграл стратегически важное для него сражение на югославском направлении.

Понять мотивацию Сталина, в общем, не трудно. Благодаря его решениям НОАЮ получила со стороны СССР значительную военно-техническую поддержку, во многом благодаря которой были одержаны военные победы над оккупантами. Не стоит забывать и о том прямом вкладе, который внесла в освобождение Югославии Красная армия. Благодаря настойчивости Сталина союзники согласились на признание политических комбинаций, в результате которых в конечном итоге к власти в Югославии пришли КПЮ и лично Тито. На югославскую «ударную бригаду» при этом Сталин поначалу возлагал особые надежды, отводя ей роль не только проводника, но и координатора советской политики на Балканах и демонстрируя готовность делегировать Тито известные полномочия. У Сталина, так много сделавшего для становления югославского режима и восхождения его руководителя на политический олимп, были основания чувствовать себя лично оскорбленным, столкнувшись с проявлениями нелояльности по отношению к проводимой им политике. Но главным генератором раздражения советского вождя были не эти личные обиды. Советский вождь «югославским товарищам» отвел определенное место в стратегии противостояния восточного блока коллективному Западу. На итальянском, австрийском, греческом оперативных направлениях своей внешней политики Москва целенаправленно использовала югославскую «ударную бригаду», а та вдруг перешла к самостоятельным «боевым» действиям, рискуя обрушить «линию фронта», которая с трудом выстраивал Сталин. Судя по всему, Тито, привыкший к инициативному ведению дел в сложнейших условиях партизанской войны, решил применить этот опыт на международной арене, не ставя Кремль в известность, поскольку уверовал в свое особое положение среди вассалов московского сюзерена и не сомневался, что его инициативы приведут к приобретениям не только для него самого, но и для московского штаба «ударных бригад». Несанкционированное вмешательство в стратегические расчеты не могло не встретить жесткую реакцию советского вождя. Для Сталина время самостоятельно действующих «центральных штабов партизанских движений» осталось позади, на внешнем и внутреннем фронтах он возвращался к строго централизованной системе управления. В какой-то момент эмоции взяли верх над здравым смыслом, и, закусив удила, Сталин предпочтет конфронтацию мирному способу урегулирования возникших разногласий со своим подававшим значительные надежды союзником, несмотря на не раз демонстрируемую партизанским маршалом готовность принести повинную.

Тито в поисках инструментов противодействия советскому давлению будет не менее радикален и не только в пропаганде. Более 16 тыс. членов КПЮ из числа поддержавших анти-югославскую резолюцию Коминформа были репрессированы — арестованы и сосланы[389]. Генеральный секретарь Народного фронта Югославии С. Жуйович и член ЦК КПЮ А. Хебранг, выступившие в поддержку линии Сталина, были арестованы. 9 июня 1948 г. Молотов довел до сведения Тито позицию Сталина, что «объявление Хебранга и Жуйовича предателями и изменниками родины расценивается в ЦК ВКП(б) как намерение ликвидировать их физически». В связи с этим «ЦК ВКП(б) заявляет, что если Политбюро ЦК КПЮ осуществит этот свой замысел, то ЦК ВКП(б) будет считать ЦК КПЮ уголовными убийцами». Жуйовича в конечном итоге вынудили публично покаяться и освободили из-под ареста в 1950 г., Хебранг покончил в тюрьме жизнь самоубийством. Тито вполне