Царь Иоанн IV Грозный - Александр Николаевич Боханов

чудотворными и святыми мощами, освятили воду, кропили ею все христолюбивое воинство, и коней их, и весь город, ходя повсюду: по улицам, и по домам, и по строениям. И так святым обновлением обновили город Казань».

Затем состоялся благодарственный молебен, по окончании которого Царь произнес свое «слово», которое в изложении Московского летописца выглядело следующим образом. «Божиею милостию и Пречистыя Богородицы и молитвами московских и всеа Русии чудотворцев и всех святых и прародителей наших святых царей и великих князей споможением и твоим бодрым попечением, брата нашего князя Володимера Андреевича промыслом и царя Шиг-Алея[365] и всех наших бояр и воевод, и службою дворян наших и детей боярских и всяких служивых людей Бог нам подал Казанское царство и царя Едигеря в руки. И нам бы всем, православным христианам, то неизреченное Божие милосердие помнити и прославить милость Его в род и род»[366].

Хан Казанский Едигей (Едигей-Мухаммед) попал в плен; его приближенные отказались защищать своего повелителя и разбежались. Царь Иоанн принял пленника с почетом. Поверженный Едигей, после всего перенесенного, выразил желание стать христианином. Его крестили 23 февраля 1553 года на Москве-реке, дав имя Симеона. Иоанн стал крестным отцом, осыпал новокрещенного благодеяниями: предоставил дом в Кремле, организовал ему «двор», потом подарил ему «в поместье» подмосковную Рузу и близкие вотчины…

Радостная царская весть о победе была отправлена в Москву, куда гонец прибыл 9 октября. Митрополит с «высокими боярами» тут же отправились в Успенский собор на молитву, а по всей Москве зазвонили колокола, благовествуя о великой победе христолюбивого народа и благочестивого Царя Русского. «И долгое время было во всей Русской земле, во всех городах и селах, во всех людях веселие и радость».

Иоанн Васильевич проявил в битве за Казань себя как истинный христианский Царь. Молитва и заступничество святых угодников и милость Божия – залог успеха в любом деле, а тем более в таком, где решалась судьба Руси. Когда князь Михаил Воротынский, командовавший Первым полком, прислал гонца, поздравляя с победой, и спрашивал, какие теперь будут приказания, то ответ был один: «Славить Всевышнего!». Иоанн Васильевич до конца дней считал, что победа над Казанью – воля Божья, что только Христова хоругвь и воодушевление всего православного воинства принесли победу над «безбожным народом казанским»…

Было весьма символично, что Первый Царь накануне решительного штурма молился перед иконами «Троица» и «Явление Богоматери Сергию», специально доставленными из Троице-Сергиева монастыря. Как когда-то давным-давно Сергий Радонежский благословил его предка Дмитрия Донского[367] на ратный подвиг с татарской ордой, так теперь он должен стать заступником и ему, идущему на бой с нехристями, более чем через полтора века. Ведь отец, князь Василий, после крестин возложил сына-первенца на раку Преподобного, поручив Иоанна покровительству Сергия – светильника Земли Русской.

В связи с эти эпизодом – штурмом Казани, ставшим ярчайшей страницей Царствования Иоанна, уместно сделать небольшую ремарку. Очень давно в литературе наблюдаются поползновения принизить не столько саму победу русского оружия, сколько роль Иоанна в ней. Первым инсинуировать начал конечно же пресловутый князь Курбский, обвинивший Царя «в трусости». Видите ли «он молился», когда «бой закипал»! А что же он должен был делать?

Курбский изложил альтернативный план штурма, предложенный «мудрейшими и искуснейшими советниками», «людьми храбрыми, рожденными от отцов, состарившихся в добродетелях». Оказывается, надо было «взять хоругвь великую христианскую и подвигнуть ее к главным воротам города, называемым царскими, и самого царя (хочет он того или нет) посадить на коня, коня же, взяв за узду, поставить рядом с хоругвью»[368].

Жаль, что князь не назвал имен этих самых «мудрых советников», намеревавшихся Самодержца всея Руси, вне зависимости от его желания, поставить под удар опытных татарских лучников. Тогда было бы хорошо известно, кто именно хотел сделать Царя мишенью для врагов и игрушкой для коварного случая. Надо думать, что сам Иоанн Васильевич, имея прекрасную память, их хорошо запомнил. Кстати сказать, тот же Курбский, который был участником сражения за Казань, в своем повествовании невольно признавал, что все тогда делалось по распоряжению Иоанна: рекогносцировка и размещение войск, устройство засад, совершение подкопов.

Опровергая злонамеренные измышления по поводу «трусости» Первого Царя, один из исследователей справедливо написал, что в молитве «и состояло по убеждению Иоанна Васильевича его главное дело во время штурма Казани, ибо обязанность Помазанника Божьего во время штурма Казани не в том, чтобы с саблей в руках бросаться на казанские стены, но в том, чтобы вымолить у Господа милость и помощь. Никто другой, кроме Иоанна Васильевича, этого сделать не мог. И жизнь подтвердила правоту Царя – Казань пала, пока он молился»[369].

Курбский невольно проболтался и еще об одном эпизоде, о котором нигде больше упоминаний не встречается. «Мудрые и разумные советники присоветовали ему остаться с войском в Казани до весны; запасов из Русской земли привезено было великое множество, да и без них в той земле всего было много… Однако он не послушался совета мудрых воевод, а склонился к советам своих шурьев (братьев Анастасии. – А.Б.), которые нашептывали ему в ухо о том, что ему необходимо спешить к Царице…»[370]

Успенский собор, Москва

Фотограф Н.А. Найденов, 1883 г.

Очевидно, что за советом «мудрых» стоял вполне определенный интерес: оставить Царя за сотни верст от Москвы, в диких полях и лесах, а реально делами государства будут заправлять «ближние бояре» во главе с протопопом Сильвестром и Алексеем Адашевым. Но ничего из этого намерения не вышло. Царь через неделю после взятия покинул Казань и по воде отплыл через Нижний Новгород в Москву, посетив по дороге Троице-Сергиев монастырь, где у раки Преподобного благодарил Бога за помощь. Рано утром 1 ноября 1552 года Иоанн Васильевич прибыл в Москву. Там ему была устроена восторженная встреча, там он увидел свою любимую жену и сына – Царевича Дмитрия, родившегося во время казанского похода. Затем три дня в царских палатах продолжался праздничный пир, а народу раздавались угощения и подавалась милостыня…

Выполняя данный при штурме Казани обет, Иоанн повелел построить храм – Покрова Пресвятой Богородицы (день начала взятия Казани), который стали возводить в сентябре 1554 года; сначала деревянный, а со следующего года каменный, «о девяти верхах» и девяти престолах. Он стал памятником славной казанской победы, но не только. Храм этот, ныне носящий Имя Василия Блаженного[371], – шедевр не только русской, но и мировой архитектуры…

Хотя столкновения с отдельными отрядами «орды» в «Казанской земле» продолжались еще три-четыре года, но это уже ничего не меняло. Казань стала частью Руси.