Перекрестки судеб - Михаил Дёмин

душа-то, – сказал Заячьи Губа, – душа-то блатная осталась! Она же не могла переродиться! Если уж ты рожден был летать, то ползать не станешь, не захочешь… Да и что значит – завязал?.. Насколько я знаю, у тебя там, в Полтаве, все получилось по-глупому, по недоразумению.

– Как бы то ни было, кодла обвинила меня тогда в предательстве…

– Так это ж – по ошибке! И потом тебя блатные простили.

– А на кой черт мне ихнее прощение? – покривился Игорь. – Я ни в чем не был виноват, понимаешь? Ни в чем!

– Ну и ладно. И забудь теперь.

– Нет, брат, такое не забывается. Я все помню, и другие – тоже. Прощенный, – это еще не очищенный. На прощенном всегда остается пятно. А впрочем, что говорить! Это дело прошлое… И плевать я на все хотел.

– Как так – плевать?

– Обыкновенно, – усмехнулся Игорь, – слюной… – Игорь говорил небрежно, насмешливо. Как-то даже весело. Но в действительности ему было вовсе не смешно.

Опять поднялась в нем былая обида; казалось, она давно уже должна была бы забыться, сгладиться – но нет. Она все время тлела где-то в глубине… Забывается в нашей жизни все: и промахи, и удачи. И даже давняя любовь. Но обиды, нам нанесенные, – никогда! Никогда! Они таятся, прячутся, как огонь под пеплом… И стоит только этот пепел разворошить, как сразу же вздымается фейерверк искр, вырывается пламя – и вновь обжигает душу.

И вот ему снова припомнились давние события… С чего все тогда началось? С того, что он – профессиональный урка, «вор в законе», человек известный и уважаемый в блатной среде – решил однажды поступиться правилами и позволил себе «добрый» жест.

Он отчетливо помнил все детали давнего этого дела… В поезде, пересекающем Украину, был похищен чемодан с драгоценностями. Блатные доверили его Игорю, а он вдруг вернул украденное потерпевшему… Вернее, то была потерпевшая. Звали ее Наташа. Игорь давно ее знал и, как выяснилось, любил. Но все равно в глазах блатных он допустил тягчайший проступок. Его друзья не захотели принять никаких оправданий. Ведь они имели все права на похищенную добычу! И когда Игорь на полтавской малине заговорил с одним из них – с огромным, чудовищной силы парнем, по кличке Малыш, – и спросил в отчаянии: «Так я, значит, не могу быть добрым?» – тот ответил твердо: «Не можешь!»

Все тогда запуталось чрезвычайно. Поступок Игоря никому не принес добра – ни ему самому, ни Наташе… Муж ее, угрюмый ревнивец, сообщил о случившемся в милицию. Возник скандал. К этому примешались всевозможные интриги… И в результате Игорь оказался в положении одинокого затравленного волка.

За ним стали охотиться, его обложили со всех сторон. Причем с одной стороны оказались блатные, а с другой – мусора, органы власти… И он долго потом скрывался от людей, прятался на окраине Полтавы. В сущности, его тогда предали все – и даже та, которую он любил…

Ну а затем ситуация изменилась. В конце концов закон его оправдал, а блатные – простили… Однако он сам не простил ничего и никого.

Он порвал с прошлым, отошел от дел. Решил начать жить по-новому. И уехал за шесть тысяч километров от Полтавы, в полярную страну – суровую и странную, резко отличавшуюся от того, что он видел раньше. А ведь он в свое время поездил и повидал немало!

Якутию, ее климат и пейзажи и весь ее жизненный уклад трудно было с чем-нибудь сравнить. Слишком много тут имелось специфических особенностей. И порою казалось Игорю, что он попал куда-то на другую планету…

Здесь было трудно – что говорить! Но все же спокойней и проще, чем, например, в Полтаве. Жизнь его наконец-то вошла в берега, обрела хоть какое-то равновесие. Встреча с былым, казалось, никогда уже больше не повторится. Но вот она состоялась – и сразу же равновесие рухнуло…

– Откуда ты, Никола, узнал все подробности? – помолчав, спросил Игорь. – Насчет Полтавы и прочего? Мы с тобой, кажется, до сих пор еще не откровенничали.

– Ну, брат, слухом земля полнится, – уклончиво ответил Николай. – Обгаженный хвост не спрячешь… Ты ведь тоже знаешь, чем я промышляю.

– Так ты – промышляешь! А я давно уже сменил ремесло. Да, кстати. О чем ты хотел потолковать со мной? Об этом самом, что ли, о прошлом?

– Нет, о настоящем. И разговор, предупреждаю, будет серьезный.

– Ого! Тогда давай-ка отложим его пока. Я что-то устал. Вот приедем, поужинаем…

– Нет, нет, здесь лучше, – возразил Николай, – здесь нам никто не будет мешать.

– Ну, тогда говори!

– Вот что… Скажи-ка, друг: ты не хотел бы разбогатеть?

– То есть как это – разбогатеть? – насторожился Игорь. – За счет чего?

– За счет алмазов…

– Ал-ма-зов, – повторил протяжно Игорь. – Вон ты о чем!

И он невольно оглянулся – посмотрел туда, где маячило багровое зарево костров… И затем, поворотясь к собеседнику:

– Не знаю, что ты задумал… Но имей в виду: алмазный карьер охраняется крепко. Да у меня туда и допуска нет. Я же на стройке работаю – камень вожу. Так что не вижу – чем бы я мог…

– Ты многого не видишь, – перебил его Николай, – а дело-то пустяковое… Но сначала ответь: согласен?

– В общем, да, – пожал плечами Игорь, – разбогатеть – кто ж не хочет? Но ты, надеюсь, не забыл, что алмазы на блатной фене – это «слезы»?!

– Помню, помню, как же! – отмахнулся Николай. – Без некоторого риска, конечно, тут не обойтись… Но ведь риск – благородное дело! И кроме того, здесь он будет минимальный. За это я ручаюсь!

– Ага, – сказал Игорь. – Ну что ж. И какова же должна быть моя роль?

– Да такая же, в сущности, как и сейчас. Будешь ездить… Но пока – останови-ка машину.

– Это еще зачем?

– Мы почти уже прибыли – а разговор еще не окончен.

Они и действительно почти уже прибыли. Строящийся аэродром находился теперь рядом – за пологим холмом. Холм этот весь был усеян огнями. В темноте угадывались смутные очертания зданий… Как и все в Якутии, дома здесь тоже выглядели необычно. Их строили на сваях. И некоторые из них – на самой верхушке холма – казались как бы парящими в воздухе. Звездное небо окружало их со всех сторон. И даже в просвете между сваями видны были яркие точки звезд. А в стороне, сбоку от холма, восходила луна – и не одна…

«Ложные луны» на Севере – явление типичное. Оно возникает при сильных холодах. Сейчас стояли как раз последние вешние морозы. И низко над тайгою