Перекрестки судеб - Михаил Дёмин

Сергеем… Золотые ребята. Только пробы негде ставить… Ну а клички их и тем более фамилии я, право, не знаю. У них и сроду-то паспортов не бывало. Да тебе, надеюсь, это ни к чему?

– Да нет, – пожал плечами Игорь, – зачем мне? Плевать…

Он понимал, что Заячья Губа фальшивит, недоговаривает. Наверняка и имена эти тоже фальшивые… «Но не все ли равно, – подумал он, – какая мне, в сущности, разница?»

– Плевать, – повторил он, – все мы тут люди без прошлого.

– Зато – с богатым будущим, – осклабился Николай. – Верно, старик? Ну и лады… Теперь ты, значит, знаешь всю нашу кодлу.

– Н-да, – протянул Игорь, – всю кодлу… Но я, брат, вот о чем думаю…

– О чем же? – прищурился Николай.

– Да вот, смотрю – а не мала ли кодла, а? Переворошить десять тонн – это все-таки работа. Управитесь ли вы втроем?

– Так куда же деваться, – развел руками Николай, – придется постараться. Надежных ребят – где ж возьмешь?

Он умолк, катая в зубах окурок. Потом швырнул его в снег и сказал негромко:

– Я тебе рассказывал, как все началось? Рассказывал про упавший самолет? Так вот, когда я его нашел, со мной был еще один тип. Охотник. Якут. По кличке Рябой. Этого Рябого вообще-то можно было бы взять в дело… Но я, понимаешь ли, остерегся.

– Почему?

– Ну, почему! Во-первых, я его почти не знаю. И он вообще какой-то темный, скрытный… Да и кроме того, он же ведь известный браконьер! Его уже два раза задерживали, штрафовали. Последний раз большой был скандал. И наверняка он сейчас – под контролем милиции.

– Постой-ка, – сказал удивленно Игорь. – Мне, признаться, не совсем ясно: о каком браконьерстве может идти речь в этой глуши? Мы ведь тут – как на Луне… Или на Марсе.

– Ну, не скажи, – живо возразил Николай. – Здесь, учти, много пушного зверя! И есть очень ценные породы – соболь, например, бобр, ондатра, лиса… А на их отстрел необходимо особое разрешение. Бобра сейчас вообще запрещено трогать. И закон насчет этого суров. Даже и тут!

– Н-да, закон, – усмехнулся длиннолицый парень, – от него, черт возьми, нигде спасения нету…

– Что ж, если так обстоят дела – конечно, – сказал Игорь, – хрен с ним, с браконьером! Тем более что ты, Никола, говоришь: вы и втроем управитесь. Дай бог! В общем-то, жалко, что я не могу вам помочь…

– А почему? – сейчас же спросил другой парень – тот, что с усиками. – Почему не можешь-то?

– Да нельзя ему, нельзя, – досадливо поморщился Николай. – Он же ведь в поселке живет. В общем бараке. Среди фраеров живет! Начнет отлучаться, исчезать в нерабочее время – кто-нибудь непременно приметит, заинтересуется… У фраеров, знаешь, глаза как телескопы, уши как радары.

Стоя у гудящего, брызжущего искрами костра, они толковали некоторое время. Потом Заячья Губа взглянул на ручные часы. И озабоченно сдвинул брови.

– Заболтались мы, ребятишечки, – прогнусил он, – а время ведь не ждет…

– А как вы, кстати, будете работать? – поинтересовался Игорь. – Есть какие-нибудь инструменты, приспособления? Как вообще их добывают, эти б…ские алмазы?

– Ну, тут существует много способов, – подмигнул Заячья Губа, – у нас, понятно, – самый примитивный, ручной. Знаешь, что такое роккер и джига? Нет? Вот приедешь в следующий раз – покажу… А теперь, брат, отваливай! Уже без четверти четыре. Если не успеешь вернуться вовремя – все может рухнуть, поломаться… Учти, мы сейчас, как космонавты – должны быть предельно точными. Должны все делать секунда в секунду!

Игорь успел воротиться точно в срок. Когда он подрулил к перекрестку, там уже стояла темная, с потушенными фарами машина. Его машина! А возле нее топтался Соков – кутаясь в полушубок, хороня в горсти огонек папиросы.

Глянув на толстое, губастое, самодовольное лицо партнера, Игорь понял, что все получилось как надо, как было задумано: у приемных бункеров никто подмены не заметил. Шоферы молча поменялись машинами и быстро разъехались.

Прошла неделя. Все было тихо. И в следующий раз Игорь поехал к старой шахте уже более спокойно, уверенно.

Зима за эту неделю переломилась. Мороз заметно ослаб. И хотя снег лежал еще – он был уже водянист, непрочен. И болотные заросли словно бы ожили вдруг, задышали.

Пока Игорь ехал, в приспущенное боковое окошко кабины просачивались теперь неясные шорохи, шелест… При полном безветрии, в тишине, эти звуки производили неприятное, пугающее впечатление.

И все гуще, и сумрачней, и страшнее становился туман.

За годы, проведенные на Севере, Игорь успел познакомиться с тайными языческими верованиями. Разумеется, знакомство это было поверхностным; он никогда особенно в них не вникал. Но все же главное ему удалось усвоить…

Главное заключалось в том, что у самых крупных, наиболее распространенных северных народов, – у якутов и эвенков, – имелся обширный, весьма схожий, пантеон духов. Важную роль в этом пантеоне играли так называемые Иччи. Хозяева гор, перевалов, а также – ущелий и всяких глубоких впадин.

Как и большинство азиатских божеств, Иччи были существами коварными, завистливыми, злобными. И потому их полагалось постоянно задабривать. Причем сущность подарков для Иччей не имела большого значения. Важен был – жест. Надобно было оказать им внимание, дать хоть что-нибудь: ружейный патрон, спички, какую-нибудь пеструю тряпочку…

Но имелись и другого сорта духи – гораздо более жестокие, – которые назывались Абаасы. Вот с этими было куда сложнее… Простыми мелкими подарками от них уже нельзя было откупиться!

Абаасы – трехглазые бесформенные чудовища – жили под землей и в болотной тине. Они преследовали больных, заблудившихся, ослабших от страха. И славились как пожиратели детских душ. Впрочем, Абаасы при случае не брезговали и душами взрослых…

Зимою активность их была несколько ослабленной; они полностью оживали лишь с приходом весны… И вот тогда-то становились особенно опасными!

Вообще-то Игорь Беляевский был человеком в какой-то мере образованным. Он успел в свое время закончить полную школу-десятилетку. И кроме того, жадно и много читал… Недаром старая его блатная кличка была Интеллигент! И он знал – из литературы, – что любые религии представляют собою некое отражение конкретных земных условий… Таковы были и жестокие языческие культы. В них, в мистической форме, наглядно отражалась вся сложность сурового таежного быта.

Это все Игорь знал… Но он был также и авантюристом, бродягой, уголовником – «человеком риска». И как и все такого рода люди, он не мог не быть суеверным.

Неосознанно, но вполне искренне веровал он в различные приметы, в предсказания, боялся дурных чисел, смутно ощущал присутствие каких-то темных потусторонних сил… И чтобы с этими силами не сталкиваться попусту – чтобы зря не испытывать судьбу, –