Путь Инквизитора. Том третий. Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

— Как крестьянка? — стали повторять его слова вельможи. Кажется, это немного разрядило атмосферу в зале. Господа посмеивались. — Он сказал: сильна как крестьянка? Он именно так и сказал о маркграфине?

И пока все улыбались, Волков продолжил:

— Если Её Высочество одеть как крестьянку и чуть присыпать пылью, вы не отличите её от той сильной женщины, что за день на поле вяжет сотню снопов.

И тут уже атмосфера в кабинете курфюрста окончательно разрядилась. И сам сюзерен улыбался, и его сын посмеивался, и все иные господа не стеснялись своих улыбок и смешков. "Ну, надо же, что этот генерал придумал: истинная принцесса, а он сравнил её с крестьянкой, да ещё и говорит, что это прекрасно".

⠀⠀

⠀⠀

Глава 4

⠀⠀

— То есть здоровье у неё хорошее? — интересуется казначей Нагель.

И конечно это был важнейший вопрос. Ведь речь шла о здоровье женщины, которой предстояло рожать наследников, учреждать династию.

— Вид у неё хоть и не цветущий был, после длительного заточения, но здоровье, как мне кажется, у неё хорошее.

— Откуда же вам знать как она сильна и как её здоровье? — интересуется обер-прокурор, и опять в его голосе, генерал чувствует неприязнь, подозрительность. А может даже и намёк. — Вы же не врач, почему вы так решили?

— Я провёл в башне, мы заперлись там от врагов, с маркграфиней полдня, ночь и ещё утро до полудня, без еды и воды, я, по мере сил выполнял роль её прислуги, так как она стеснялась моих оруженосцев и солдата, что были с нами. Я помогал ей по мере сил ещё два дня, пока нам не удалось в одном из селений найди для неё горничную. Маркграфиня сильна, она легко переносила жажду и голод, при том не падала духом в окружении злых врагов. Для неё подняться на верх башни с самого низа, по высоким ступенькам, вовсе не представляло труда. — Этого рассказа было достаточно, хотя он мог бы так же вспомнить как крепки у принцессы… Объятия.

— Но у неё же больна дочь, — напоминает ему фон Виттернауф. — Вам известно о том, барон?

— Пути Господни неисповедимы. Не думаю, что дочь принцессы больна какой-то наследственной болезнью.

— М-м… — замечает граф Вильбург. — Так вы ещё и лекарь, и разбираетесь в болезнях.

— Нет, но я видел болезное дитя, то какая-то тяжкая хворь, что приводит к отторжению пищи, и я сказал принцессе Оливии, что у меня есть хороший врач, и я ей обещал его прислать, и как только оказался дома, послал ей своего врача. Надеюсь, что он уже у неё.

И тут герцог поднял палец! Это был знак для его статс-секретаря, тот стоял за креслом курфюрста и сразу склонился к Его Высочеству, а герцог и говорит:

— Барон, пусть ваш врач напишет отчёт по приезде, и пришлёт его нам, нам важно знать, что болезнь дочери Её Высочества не наследуется по линии матери.

Статс-секретарь тут же велел писарям записать это распоряжение курфюрста, чтобы потом не забыть и справиться о его исполнении. А герцог спросил:

— А на кого, по-вашему, мы могли бы положиться там, в Винцлау, кто в той земле нам друг?

— Уж и не знаю, даже, кто там нам друг, — отвечает ему генерал задумчиво, — сама маркграфиня разве что… Она ждёт жениха, и думает, что он поможет ей сладить со своеволием сеньоров в земле, ну может ещё и обер-егермейстер Гуаско ди Сальвези, правда большой роли при дворе он больше не играет, он был важен при живом маркграфе, а теперь охота не очень-то нужна и его хотят отставить, а великолепные псарни, конюшни и соколиные павильоны убрать, дескать слишком дорого всё это содержать. Но думается мне, всё это великолепие, особенно конюшни, местные придворные хотят… Попросту разграбить, пока во дворце не появился новый хозяин.

Герцог некоторое время молчит, а потом и спрашивает:

— А и вправду так хороши те конюшни и псарни?

— Они лучшие из тех, что я видел, — отвечал ему Волков. И добавляет: — Если вы пошлёте к нему кого-то из ваших егерей, чтобы посмотреть их… Возможно это остановит отставку Гуаско.

— Или ускорит её, — замечает обер-прокурор.

С этим трудно было спорить и Волков развёл руками. А барон фон Виттернауф, тогда спрашивает у него:

— Ну, с друзьями мы определились, а кто же тогда нам недруги?

— Недруги? — Волков вздохнул. — Да все сеньоры земли. Им абсолютно не нужен суверен. — И тут вельможи согласно кивают головами, они всё понимают. — А главный наш противник, как я смог уразуметь, это Брудервальд.

— Дядя маркграфини, — уточняет фон Виттернауф.

— Да, дядя маркграфини, — соглашается Волков. — Он заявлял прилюдно, что сеньоры Винцлау имеют право сами избрать себе суверена, сами найти принцессе мужа, и также говорил, что если для того нужно будет собрать ландтаг, то он сам это сделает.

— О! — Воскликнул молодой принц и сразу повернулся к отцу: — Батюшка, но разве он имеет на то право?

Все другие присутствующие также удивлены, как и молодой человек. Удивлены и даже немного шокированы. А герцог лишь смерил осуждающим взглядом сына: что это за эмоции? Где ваше хладнокровие, принц? И тогда фон Виттернауф поясняет молодому принцу и всем иным господам:

— При отсутствии в земле первого сеньора, представители первых семейств общим желанием и согласием имеют право собрать ландтаг из нобилей земельных, а также представителей городов и отцов церкви, — он уже теперь обращается к Волкову: — И как вам кажется, барон, сеньоры Винцлау осмелятся собрать ландтаг, чтобы выбрать маркграфине мужа?

И тогда Волков и отвечает ему:

— Уж и не знаю, господин барон, — потом он смотрит на герцога и продолжает: — не знаю сеньор, но сдаётся мне, что не будь на то чьей-то высокой воли, то и речи эти сеньоры Винцлау насчёт ландтага заводить не посмели бы. Уж очень большая дерзость с их стороны.

Едва он это сказал, как тонкие узловатые пальцы курфюрста стали постукивать по подлокотнику кресла, хотя его лицо и оставалось спокойным или даже чуть надменным. Курфюрст умел сохранять хладнокровие. А вот в том постукивании генерал разглядел волнение, а может быть раздражение своего сеньора, верный знак того, что он думал точно так же, как и Волков, и теперь генерал лишь подтверждал его мысли.

«Высокая воля! И чья же воля могла так раззадорить сеньоров Винцлау?» Только того, кто имел право оспаривать у курфюрстов Ребенрее марьяж с принцессой Винцлау. То первый сеньор империи. И словно в продолжении этого, министр Его Высочества спрашивает:

— А