Слушай, Германия! Радиообращения, 1940–1945 гг. - Томас Манн

что это правда. Вызванным страхом лживым речам о разрушении Германии, уничтожении немецкого народа вы можете уже противопоставить личный опыт, в отличие от ваших братьев в нацистском рейхе. Бедственней, чем с Германией обстоит сейчас, с ней не будет обстоять никогда. Не бывает худшего бедствия, чем нацистское господство. Невозможно вообразить такой ситуации, таких жизненных обстоятельств, которые были бы горше, чем расчеловечивающий ужас войны, продолжаемой наперекор естественному ходу событий из бессмысленного противления очевидной судьбе. Все лучше, чем это. Трудная жизнь, полная лишений, ожидает Германию — как могло бы быть иначе? Жизнь, которая изрядное количество лет должна быть поставлена на службу не собственному национальному благосостоянию, а попытке загладить вопиющие к небесам преступления, которые гитлеровская Германия совершила против других народов. Придется постепенно изживать, постепенно умерять ненависть, которой страшно заряжено все вокруг. Но мир, правовая защита, вновь медленно просыпающаяся радость жизни, избавление от гнета мании, заставлявшей вас высокомерно мнить себя избранной нацией, которую должен слушаться мир, примирение и сотрудничество с народами общего для вас культурного круга — разве это не лучше, чем нынешний ад? Разве это не то, о чем в глубине души мечтаете вы, немцы?

16 февраля 1945

Немецкие слушатели!

Заявление трех государственных лидеров, совещавшихся в Ялте, не принесло ничего неожиданного; в нем нет ничего такого касательно мер против побежденной гитлеровской Германии, к чему бы немецкая общественность не должна быть давно уже готова. Так что нацистской пропаганде приходится вовсю раздувать свою ложь, чтобы сделать из этих высказываний песнь ненависти, «еврейский план уничтожения», или как там звучат все эти истеричные фразы. Разоружение страны и ликвидация генерального штаба, зональная оккупация на определенное время силами стран-победительниц, остановка работы определенных сфер немецкой индустрии, которые могут служить производству вооружения, или надзор за этими сферами, посильная расплата и компенсация за самые вопиющие нацистские преступления и полное искоренение национал-социалистической партии со всеми ее законами и институтами во всех областях ее влияния на немецкую общественную жизнь — вот те само собой разумеющиеся вещи, которые были анонсированы, и они суммируются и поясняются в следующем выводе: «В наши намерения не входит разрушение немецкой нации, однако лишь когда нацизм и милитаризм будут уничтожены, можно будет надеяться на возвращение немцев к нормам цивилизации и на то, что они займут свое место в сообществе наций».

Геббельсовская пропаганда благоразумно скрыла от вас, немцев, этот по нынешней ситуации примирительный и указывающий дальнейшие перспективы пассаж. Пропаганда делает вид, будто в этом манифесте, содержащем лишь очевидно необходимое, разумное и неизбежное, с врага «спала маска» (хотелось бы знать, что за маска) и под нею на всеобщее обозрение предстала демоническая гримаса еврея — как если бы непременно требовались именно евреи, чтобы прийти к убеждению, что искоренение чудовищнейшего зла, какое знавала мировая история, а именно нацизма, совершенно необходимо для того, чтобы жизнь на земле вновь стала выносимой.

Это яснее некуда: как бы ни звучало ялтинское коммюнике, если оно включает в себя пункт о свержении нацистского господства в Германии, оно становится «бесстыдной демонстрацией адского плана уничтожения и покушением на человечество и человечность». В таком свете это выставляют вам, немцам, дабы вы продолжали делать ради режима, ввергшего вас в эту погибель, все, на что вы способны, больше того, на что вы способны, веря, что делаете это ради себя. Никогда эти негодяи не думали о вас, о Германии, но только лишь о себе, о власти, которой они упивались и которой двенадцать лет пользовались, не испытывая и тени страха Божьего, так, что это было поруганием самого человеческого существования. Никогда не было у народа более жестоких господ, — правителей, которые бы столь безжалостно стояли на том, что страна и народ должны погибнуть вместе с ними. Коль скоро их не станет, не должно больше быть и Германии. Именно они и есть те, кто ее разрушает — одни лишь они. У союзников намерение расчленить Германию, разделив ее на несколько независимых государств, присутствует лишь в слабой степени и притом подвергается острой критике. Будь народ в состоянии, пусть и запоздало, возможно, после высадки в Нормандии, выбраться из ловушки, в которую он угодил в 1933 году, избавиться от своей играющей ва-банк деспотии и заключить мир — Рейх бы, вероятно, сохранился в приблизительных границах 1918 года, как сохранилась Франция после падения Наполеона. Он был, конечно, тиран и вдобавок выскочка, но его волновала собственная страна и ее будущая жизнь. После поражения, окончательного поражения, он оставил трон, отрекся, сдался победителям и тем самым дал возможность дипломату, которого он ненавидел, Талейрану, добиться в Вене наиболее приемлемых условий для Франции. То ли дело — наши герои. Принуждая несчастный народ продолжать начатую ими окаянную войну уже и за пределами окончательного поражения — до безумия, до полной погибели, — они добьются того, что опустошенная и разложившаяся Германия развалится на части, которые никогда уже больше не собрать.

Ваша страна не знала более подлых предателей родины, чем эти националисты. На них падет проклятие, какого не нес на себе еще никто из помрачивших разум великого народа и бессовестно злоупотребивших его силами.

4 марта 1945

Немецкие слушатели!

Даже по человеческим меркам исторические эпохи слишком коротки, по крайней мере в Европе. Она никогда не знала стойко длящихся сквозь большие периоды времени повторений одного и того же, как в древнем Египте или Китае. Королевство Франция просуществовало приблизительно тысячу лет: невероятно долгий срок, каких Германия не ведала. Здесь и одного столетия было более чем достаточно для целого исторического периода. Кто бы мог подумать, что кайзеровской империи образца 1871 года будет отмерено лишь сорок семь лет? Если добавить сюда интерлюдию Веймарской республики, во время которой прусско-немецкий рейх Бисмарка в общем и целом сохранился, выйдет шестьдесят два года — и это все. Но даже если попробовать взглянуть из более масштабной перспективы и датировать правлением Фридриха II Прусского и его завоевательными войнами начало той немецкой исторической эпохи, которая теперь благодаря Гитлеру пришла к своему историческому финалу, то и для такой широкой исторической панорамы останется не более двух столетий.

И потому особенно глупым было то, что национал-социалистические «творцы истории» разглагольствовали о тысяче — что я говорю? о тридцати тысячах! — лет, которые должен просуществовать их рейх, хотя всякому было ясно, что для Германии и одного десятилетия этого режима будет более чем достаточно. Им удалось продержаться двенадцать лет, и плоды этого столь чудовищны, что кажется почти непостижимым, почему все еще значительная часть немецкой армии в упорной и безнадежной борьбе