Лев Каменев: «Я не согласен» - Анна Сергеевна Кочетова

Заканчивая письмо, Каменев просил поддержать его просьбу о восстановлении в партии: «Мне кажется, что в рядах товарищей, работающих под Вашим руководством, я еще мог бы пригодиться»[392].

Сложилось так, что до Сталина эти письма дошли только в конце марта. С ними приключилась своеобразная история. Они не отправлялись по почте, их лично везла в Москву Татьяна Глебова. По необъяснимым причинам ее задержали по дороге и отняли чемодан[393]. Поэтому и Сталин, и Политбюро смогли ознакомиться с письмами только 9 апреля 1933 года.

Письмо Л. Б. Каменева И. В. Сталину о статье «О социализме в одной стране и об экономике СССР»

22 июля 1933

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 190. Л. 182]

Тогда в партию Каменева не вернули, но вернули в Москву. А 15 мая 1933 года Секретариат ЦК вновь направил Каменева на работу в издательство «Академия» в качестве заведующего[394]. С восстановлением в партии Сталин решил повременить и посмотреть на поведение Каменева[395]. При этом ему доверили написать статью «О социализме в одной стране и об экономике СССР» – именно о том, против чего он в свое время протестовал. Статья редактировалась и согласовывалась со Сталиным[396] и в итоге была опубликована в «Правде» 31 июля 1933 года.

А дальше жизнь Каменева начала постепенно налаживаться. 12 декабря 1933 года Политбюро предложило ЦКК «оформить прием в члены партии Зиновьева и Каменева в одном из районов Москвы, где чистка уже окончена»[397]. И уже 14 декабря ЦКК разрешила Московскому горкому ВКП(б) «оформить прием Каменева и Зиновьева в члены партии в Октябрьском районе (по месту их работы), выдать им партбилеты, в которых отметить перерыв пребывания в партии после XV съезда ВКП(б): Зиновьеву – с ноября 1927 г. по июнь 1928 г., Каменеву – с декабря 1927 г. по июнь 1928 г., и обоим перерыв в период с 9 октября 1932 г. по 12 декабря 1933 г. Наклеить марки о прохождении чистки»[398].

Решение о приеме в партию было принято не просто так и не по доброте Сталина, а преследовало определенные цели. Близился очередной съезд, и Сталину хотелось продемонстрировать единение партии и «необычайную сплоченность» ее рядов[399]. Именно этот съезд войдет в историю как «съезд расстрелянных».

Каменев изначально даже не предполагал, что его допустят на съезд, поэтому и не высказывал подобной просьбы. Но вот до него дошел слух, что на съезде будет бывший оппозиционер Преображенский. И не просто присутствовать, но и выступать. А ведь он еще несколько месяцев назад находился в такой же опале, что и Каменев. Лев Борисович решился обратиться к Авелю Енукидзе с просьбой передать президиуму съезда его желание присутствовать на съезде и, «если можно, получить слово по одному из докладов». Для Каменева это была возможность во всеуслышание «раскритиковать свои ошибки и высказать свои теперешние взгляды»[400].

Постановление Президиума ЦКК ВКП(б) с предложением принять в партию Л. Б. Каменева и Г. Е. Зиновьева

14 декабря 1933

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 191. Л. 38]

Отчетная карточка на партбилет Л. Б. Каменева № 2525753

19 декабря 1933

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 99]

В итоге разрешение он получил. И 5 февраля на вечернем заседании выступил с речью[401].

Восхваляя достижения последних лет, прочитанные доклады и, «конечно, замечательнейший документ мирового коммунистического движения – доклад товарища Сталина», сам Каменев рассказывал о своих ошибках. Причем не только за годы оппозиции, но и за годы работы с Лениным. То, что раньше он называл своими принципами, теперь Каменев называл ошибками, в том числе свою позицию против вооруженного восстания в Октябре 1917 года. Он признавал, что был неправ, когда отрицал возможность построения социализма в отдельной стране, когда встал на путь фракционности, когда создал блок с Троцким, вступил в переговоры с Бухариным и пассивно помогал группе Рютина. Закончил Каменев свой доклад обещанием начать жизнь заново: «Я хочу сказать с этой трибуны, что я считаю того Каменева, который с 1925 г. по 1933 г. боролся с партией и с ее руководством, политическим трупом, что я хочу идти вперед, не таща за собой по библейскому, простите, выражению эту старую шкуру»[402].

Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о назначении Л. Б. Каменева директором Литературного института имени Горького

4 мая 1934

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1021. Л. 169]

И действительно Льву Борисовичу позволили начать новую жизнь. 4 мая 1934 года Политбюро доверило Каменеву возглавить Литературный институт им. М. Горького. Ему предложили самому разработать программу работы института[403].

Казалось бы, началась спокойная жизнь. Рядом его супруга Татьяна, разделившая с ним за столь короткий срок две ссылки. Маленький сын, которого нужно растить и поднимать на ноги. Двое старших сыновей, с которыми он поддерживал теплые отношения. Игорь Глебов, сын Татьяны от первого брака, которого Каменев принял как родного. И его новая работа. Начались активная подготовка статей, разработка плана изданий института, строительство нового здания для него, вечера в компании Максима Горького[404]. Но все неожиданно изменил один день – 1 декабря 1934 года.

Глава 16

Начало конца. Убийство Кирова 1–2 декабря 1934

1 декабря 1934 года в 16 часов 30 минут в Смольном раздался выстрел, который оборвал впоследствии не одну жизнь. Убили Сергея Мироновича Кирова.

В тот день Киров не планировал появляться в Смольном. Он весь день у себя дома готовился к выступлению на собрании партийного актива Ленинградской партийной организации, которое должно было состояться вечером в 18 часов во Дворце Урицкого (Таврическом дворце).

Решение о его проведении секретариат Ленинградского обкома принял только 28 ноября, поэтому времени у Кирова на подготовку осталось очень мало. Дорабатывая доклад, Киров постоянно звонил в Смольный с просьбой доставить ему необходимые материалы. Курьер Ленинградского обкома М. Ф. Федорова несколько раз посетила квартиру Кирова. Но ему все равно не хватало сведений. И вместо того, чтобы гонять курьера, он решил сам ехать в Смольный. Ближе к 16 часам Сергей Миронович позвонил в гараж и попросил своего второго шофера Ф. Г. Ершова подать машину. В 16 часов 30 минут он уже был в Смольном и направлялся по коридору в свой кабинет