Пятая Французская Республика - Nicholas Atkin

в 1995 году Франция была гораздо более современной страной в экономическом, социальном и культурном плане, чем в 1981 году. Как отмечает биограф Миттерана Алистер Коул, этот процесс во многом был обусловлен способностью президента действовать в мире, в котором глобализация и взаимозависимость в целом ограничивали свободу национальных правительств2.

Первый Септеннат

Для Миттерана первый год президентства стал "благодатным периодом" - моментом, когда он мог предпринять смелые стратегические инициативы. На это было несколько причин. Во-первых, электорат находился в эйфорическом настроении, отбросив наследие жискаровских лет, когда невообразимая политика дефляции и сокращения государственных расходов маскировалась под экономический либерализм. Никто из тех, кто был в Париже в ночь победы Миттерана 10 мая 1981 года, не сможет забыть звуки автомобильных клаксонов, открывание бутылок с шампанским, взрывы петард, пение и спонтанные танцы на городских площадях. Как вспоминал сам президент, "я был увлечен победой, мы были опьянены".3 Кроме того, Миттеран мог позволить себе авантюризм, будучи уверенным в том, что он - самый могущественный президент со времен де Голля. Назначение выборов в законодательные органы сразу после его собственной победы привело к левому обвалу, чему способствовала старомодная сделка между коммунистами и социалистами, согласно которой они согласились не выдвигать свои кандидатуры во втором туре. ПиС добилась впечатляющих результатов, набрав 37,8 % в первом туре и получив голоса широкого круга социальных групп - от рабочих классов до руководителей среднего звена, а также представителей бизнеса и профессий. Получив 285 мест из 490, социалисты, как и голлисты в 1968-73 годах, не нуждались в союзниках в парламенте. Как отмечают Пьер Фавье и Мишель Мартен-Ролан, впервые в истории левых они контролировали президентское кресло, премьерство и Ассамблею.4 Для Делора масштаб победы был почти постыдным. "Это слишком много, это слишком много", - заметил он.5 Подобные оговорки не помешали социалистам в полной мере использовать свой политический патронаж. В период 1981-86 гг. было сменено две трети директоров центральных администраций. 6

Уверенность Миттерана проистекала не только из уверенности в победе и использовании патронажа. В 1981 году он был искренне увлечен задачей реформ. Его правительство, объявил он, является естественным наследником Народного фронта Блюма 1936 года и преемником реформистской администрации Освобождения. Его задача - завершить начатую ими работу. В ночь своего избрания, встретив заплаканного Мендес-Франса, Миттеран обнял его и сказал: "Без вас все это было бы невозможно".7 Несколько дней спустя, во время своей инаугурации, президент отправился в Пантеон, место упокоения героев Франции, где возложил красные розы к могилам Жана Жореса, основателя СФИО, Жана Мулена, мученика Сопротивления, и Виктора Шельчера, аболициониста, который в 1848 году покончил с рабством в империи. Позже Миттеран вышел из здания под звуки "Марсельезы" в исполнении Паваротти. В тот же день Миттеран распорядился возложить цветы к месту упокоения Блюма в Жуи-ан-Жозас. По мнению журналистки Катрин Ней, президент в этот момент был более или менее реинкарнацией лидера Народного фронта.8 Неудивительно, что многие правые и представители буржуазии были напуганы тем, что эти жесты предполагали в плане политики, однако на самом деле бояться было нечего. Одна из карикатур того дня как нельзя лучше передала это настроение: парижанин открывает окно и восклицает: "Боже мой! Президент - социалист, а Эйфелева башня все еще стоит!"9.

Действительно, Миттеран, хотя и был радикалом, не стремился к революционным переменам, о чем свидетельствует его выбор политических союзников: традиционный социалист и мэр Лилля Пьер Моруа был назначен премьер-министром; умеренный Жак Делор, автор речи Шабана "Новое общество", взял бразды правления финансами; а бывший месье X Гастон Дефферре был поставлен во главе МВД. Этот кабинет просуществовал недолго благодаря июньским выборам в законодательное собрание. Однако в сформированном впоследствии министерстве по-прежнему царил консенсус: в него вошли четыре коммуниста (этот шаг обеспокоил американцев), бывший голлист Мишель Жобер и шесть женщин, в частности Иветт Руди в новом министерстве по правам женщин.

Умеренные министры, специально подобранные государственные служащие и хитрый президент, который стремился не оттолкнуть от себя часть электората без необходимости, привели к тому, что пакет реформ оказался не таким смелым, как надеялись некоторые левые, но все же он пошел гораздо дальше, чем те, что были приняты другими социал-демократическими партиями в Северной Европе, и его достижения заслуживают того, чтобы поставить его в один ряд с достижениями 1946 и 1936 годов. Как пишет Алистер Коул, программа, основанная на манифесте "110 предложений", сочетала "классическую" левую политику в области социальной, экономической и промышленной политики с выборочными инициативами в других областях, таких как гражданские свободы,10 хотя в целом ей не хватало целостности, отражая множество пальцев в пироге.11 Среди этих традиционных политик была и национализация. Согласно закону от 11 февраля 1982 года, государство взяло под свою ответственность пять ключевых промышленных концернов (Compagnie Generale d'Electricite, Saint Gobain, Pechiney-Ugine-Kfihlmann, Rhone-Poulenc, Thomson-Brandt); две финансовые компании (Paribas и Suez); 36 банков; и множество других мелких предприятий (например, CII-Honeywell-Bull, Dassault и Matra).12 Подсчитано, что в результате таких поглощений государственный сектор значительно увеличился - с одной десятой части промышленных мощностей Франции до чуть более четверти. Государство также получило еще большее влияние на инвестиции и распределение кредитов. Как подчеркивают многие комментаторы, особенно Коул, эти национализации были попыткой удержать коммунистов на стороне, но они также отражали странную марку социал-католицизма и марксистской экономики Миттерана, который считал, что безудержный либеральный капитализм приводит только к личной неудовлетворенности, социальной неразберихе и материальному неравенству. Подобные идеологические импульсы можно обнаружить и в Законе Ауру от 4 августа 1982 года, который усилил право голоса рабочих в управлении промышленностью, а также в

Увеличение SMIC, продление оплачиваемых отпусков (как символическая, так и реальная мера) и введение налога на богатство, направленного на очень обеспеченных людей.

Использование государства для ослабления власти капитализма сопровождалось принятием закона от 2 марта 1982 года, направленного на ослабление власти государства на местах - давней мечты социалистов, перестраивавших свою партию в 1970-е годы. Для Деффера это был шанс деколонизировать Францию, так же как Франция деколонизировала Африку.13 Этот процесс децентрализации перекроил полномочия префектов, которые стали называться комиссарами Республики (от этого титула вскоре отказались); передал полномочия по принятию политических решений и сбору налогов 96 советам департаментов; ввел прямые выборы в региональные советы, которые до сих пор были уделом местных грандов; и обсудил автономию для Корсики и ДОМ-ТОМС, которые с энтузиазмом приветствовали победу социалистов, хотя вскоре узнали, что Миттеран не был настроен на предоставление реальной независимости. Действительно, сомнительно, что в долгосрочной перспективе реформы Деффера ослабили централизованную природу якобинского государства. Как бы то