Россия и Запад: война миров - Орехов Дмитрий

с Юлом Бриннером в главной роли. Показанные в нём полуголые дикари-украинцы немногим отличаются от традиционных команчей Голливуда. Все вместе это даёт нам широко распространённый образ Украины как прекрасной дикарки, которую русский варвар истязает кнутом и держит на цепи, не пуская в цивилизацию. Понятно, что в этом случае «весь мир» (то есть атлантистские страны вкупе со своими маленькими, но преданными геополитическими слугами) должен выступить на стороне дикарки.

Таково начало этой сказки, но, зная основной миф, легко угадать и конец. Союз цивилизованного европейца и дикаря очень непрочен. Когда дикарь навлекает на господина неприятности, он получает порку свободным концом верёвки. Именно так поступил со своим маленьким другом Джонатан Смолл, а потом, когда Тонга отправился на дно Темзы, никто не проронил о нём и слезинки. Мавр сделал своё дело, мавр может уходить. Когда смуглая дикарка выполняет всё, что от неё хотели, европеец уходит к своей рыжей подруге. Об этом на Западе написаны многие тома — начиная от романов Пьера Лоти и заканчивая оперой Пуччини «Мадам Баттерфляй». Но трагической бывает судьба не только туземных женщин. По этому пути, увы, идут многие народы.

Самая неприятная истина для дикарей заключается в том, что они достаточно легко могут превратиться в злобных варваров (и подняться таким образом на вторую строчку в рейтинге), но им никогда не войти в число «подлинно цивилизованных». Границы цивилизованного мира очерчены раз и навсегда. Максимум, что светит самым преданным, — умереть за интересы белого господина. А вот жертвовать собой ради диких у европейцев не принято.

Сейчас западная пропаганда рисует украинцев свободными и гордыми людьми с величественной осанкой, всей душой возлюбившими демократию. Но так будет не всегда. И здесь стоит вспомнить, что говорил о дикарях писатель Чарльз Диккенс.

«Я называю дикарём то, что желательно было бы цивилизовать до такой степени, чтобы оно совсем исчезло с лица земли, — писал английский классик. — Этот дикарь — жестокий, лживый, вороватый, кровожадный; он зависит от животного жира, звериных внутренностей и звериных обычаев; дикое животное с сомнительным даром хвастовства; тщеславный, скучный, однообразный обманщик… Новой является не несчастная природа благородного дикаря, новым является слезливое хныканье над ним, и притворное сожаление о нём, и сравнение пороков цивилизации с преимуществами его свинской жизни (swinish life). Если нам и стоит тут чему-то учиться, так это тому, как этого дикаря избегать. Его добродетели — сказка; его счастье — иллюзия; его благородство — бессмыслица. Мир станет лучше, когда в местах, где он живёт, не останется памяти о нём».

Можно удивляться резкости оценок, но Диккенс всего лишь показывает нам обратную сторону той же самой медали. От любви до ненависти один шаг. И чем больше сейчас раскручивается миф о благородном украинце, тем ближе не полная победа этой лжи, а её полный крах.

Когда-то на Западе прославляли жителей Южного Вьетнама, но потом они оказались «слишком коррумпированными» (политкорректный синоним «варварской развращённости») и «не имеющими подлинной воли к борьбе за свободу» (политкорректный синоним для «рабской сущности»). Потом эта же метаморфоза произошла со сторонниками афганского президента Ашрафа Гани. Такой поворот в сознании Запада ждёт и современных украинцев[33].

Запад купил Украину, осталось её пристроить

Однажды молодой французский поэт Жерар Нерваль купил себе в Египте восемнадцатилетнюю рабыню[34]. Девушка приглянулась ему своей золотистой кожей и миндалевидным разрезом глаз. Рабыня была хорошо сложена, а просили за неё недорого, ведь она была из очень далёкой страны — с острова Ява. Воображение рисовало Нервалю картины нескончаемых знойных утех. Заключив сделку с работорговцем, он с триумфом привёл девушку в свой дом в христианском квартале Каира.

Вскоре поэт обнаружил, что рабыня не слишком-то радуется тому, что её купили. Закутанная в покрывало, она с меланхоличным видом сидела у окна, почти ничего не ела, скучала и пребывала в дурном расположении духа. Когда поэт попросил её приготовить еду, рабыня отказалась: она не какая-нибудь простолюдинка и пожалуется турецкому паше, если Нерваль не обеспечит ей соответствующего положения. «Я тебя купил, поэтому ты должна…» — втолковывал ей Нерваль, но девушка с презрением выговаривала в ответ лишь одно слово — «мафиш!» («нет!»). В чём же была причина её недовольства? Поэту перевели, что рабыня желает получить шёлковое платье, жёлтые сапожки и одеяние из чёрной тафты, которое носили в Каире знатные дамы. Также она была не прочь обзавестись европейскими нарядами. Кроме того, рабыня желала отправиться во дворец Мухаммеда Али, чтобы посмотреть на белого слона, подаренного турецкому паше английским правительством. Так восточная сказка обернулась былью: поэт должен был развлекать свою рабыню и покупать ей дорогие подарки, при этом она постоянно напоминала ему, что заслуживает лучшего.

Нерваль даже не мог выйти из дома, опасаясь, что рабыня заведёт интрижку с турецким офицером. Не мог он и ходить с нею по улице. Девушка всё чаще изливала на него потоки гневных проклятий, из которых самыми понятными были слова «фараон» и «гяур».

Вскоре французский поэт-романтик торжественно объявил красавице, что дарует ей свободу. Свободу?! Рабыня разразилась новыми проклятиями. Чем ей заниматься на свободе?! Она ничего не умеет! Нерваль предложил девушке научиться шить или поступить в услужение к какой-нибудь даме, но та совсем не собиралась становиться служанкой. Она хотела иметь настоящего господина, который ей самой подарит служанку.

Когда Нерваль плыл на корабле из Каира в Бейрут, рабыня напропалую кокетничала на палубе и вовлекала матросов-арабов в свои ссоры с поэтом. Те возмущались: почему неверный распоряжается мусульманкой? Временами Нервалю приходилось даже размахивать пистолетом. Положение становилось угрожающим. Нерваль, конечно, мог увезти свою рабыню во Францию, но теперь он думал об этом с ужасом. Появиться в какой-нибудь гостиной под руку с «красоткой во вкусе антропофагов»? Стать мужем вульгарной «азиатской женщины, у которой на лбу и на груди вытатуировано солнце, а в левой ноздре отверстие от вдевавшегося туда кольца»? «Увы, нельзя безнаказанно вторгаться в чужой для тебя мир! — раскаивался несчастный Нерваль. — Теперь я не вправе ни отослать эту женщину, ни продать её, ни бросить, не чувствуя при этом своей вины, ни даже жениться на ней — это было бы воспринято как безумство… Теперь она стала для меня обузой, я превратился в её раба».

Почему я вспомнил эту историю? Потому что нынешний роман Запада с Украиной очень напоминает отношения Нерваля с прекрасной яванкой. Поначалу Украина представлялась Западу очень привлекательной. Она обладала рядом очевидных достоинств (с её помощью можно было нагадить восточному соседу) и соглашалась отдаться белому господину буквально