Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

решению сената. Городская толпа, с которой он пытался когда-то завязать дружбу, не протестовала, когда тело Гая и тела его приверженцев были сброшены в реку; в это время она занималась разграблением его дома{241}. Сенат запретил Корнелии носить траур по сыну.

IV. МАРИЙ

Аристократы-трумфаторы посвятили свои тончайшие мыслительные способности тому, чтобы лишить силы скорее конструктивные, чем демагогические элементы законодательства Гая. Они не дерзнули изгнать всадников из судейских коллегий, а подрядчиков и публиканов лишить их охотничьих угодий в Азии; они допустили сохранение хлебного вспомоществования, считая, что оно послужит лучшей гарантией от революции. В закон, который был прежде весьма привлекательным, они включили статью, позволившую получателям новых наделов продавать их; вскоре тысячи мелких хозяев продали свои участки крупным рабовладельцам и латифундии восстановились в своих прежних размерах. В 118 г. до н. э. земельная комиссия была упразднена. Массы в столице не высказали никаких возражений; они решили, что есть государственный хлеб куда лучше, чем потеть на земле или изнурять себя в требующих основательной разработки колониях. Леность заодно с предрассудками (ибо земля Карфагена была проклята) способствовали тому, что вплоть до Цезаря не предпринималось попыток хоть как-то смягчить городскую нищету при помощи эмиграции. Происходило накопление богатства, которое, однако, оседало в одних и тех же руках: в 104 г. до н. э., по подсчетам одного из умеренных демократов, только 2000 римлян владели собственностью{242}. «Положение бедноты, — говорит Аппиан, — стало даже худшим, чем прежде… Плебеи потеряли все… Число граждан и воинов продолжало сокращаться»{243}. В легионы приходилось призывать все новых и новых выходцев из италийских государств; но эти люди не особенно рвались в бой и не слишком любили Рим.

Росло число дезертирств, падала дисциплина, и оборонная мощь Республики упала до последнего предела.

Неудивительно, что вскоре она подверглась нападению почти одновременно с севера и юга. В 113 г. до н. э. два германских племени, кимбры и тевтоны, словно намекая Риму на его будущий конец, прокатились по Германии устрашающей лавиной крытых повозок — 300 000 бойцов с женами, детьми и животными. Возможно, за Альпы донеслась весть о том, что Рим полюбил богатство и устал от войны. Переселенцы были высоки, сильны и бесстрашны; они были белокуры, и италийцы передавали, что их дети седы, словно старики. Они встретили римскую армию у Нореи (ныне Ноймаркт, Каринтия) и разгромили ее. Они переправились через Рейн и победили другую римскую армию; они хлынули на запад, затопили Южную Галлию и одолели третью, четвертую и пятую римские армии; при Аравсионе (Оранж) 80 000 легионеров и 40 000 обозников остались на поле боя{244}. Вся Италия была открыта для вторжения, и жителей Рима охватил такой ужас, какого они не испытывали со времен Ганнибала.

Почти в то же время разразилась война в Нумидии. После того как Югурта, внук Масиниссы, замучил родного брата и попытался отстранить своих двоюродных братьев от причитающейся им доли царства, сенат объявил ему войну (111 г. до н. э.), намереваясь превратить Нумидию в одну из провинций и открыть ее для римской торговли и капитала. Югурта подкупил некоторых патрициев, чтобы те встали на его защиту и оправдали его преступления перед сенатом, а затем взятками соблазнил посланных против него командиров изображать подобие военных действий, не причиняя при этом Югурте никакого вреда, или заключать с ним перемирия на удобных для него условиях. Вызванный в Рим, он еще более щедро распорядился своим поистине царским богатством и смог беспрепятственно вернуться в свою столицу{245}.

Только один командир, выйдя из этих кампаний, сохранил доверие общества. Гай Марий, родившийся, как и Цицерон, в Арпине, сын поденщика, рано вступил в армию, получил при Нуманции свои первые раны, женился на тетке Цезаря и, несмотря на отсутствие образования и хороших манер (а может быть, и благодаря этому), был избран народным трибуном. Осенью 108 г. до н. э. он вернулся, отслужив в качестве помощника под началом бездарного Квинта Метелла, из Африки и выступил на консульских выборах с обещанием, что, заменив Метелла, доведет до победы югуртинскую войну. Он был избран, принял командование и добился капитуляции Югурты (106 г. до н. э.). Народ не знал тогда, что главным «виновником» этого успеха был отважный юный аристократ Луций Сулла; люди услышат о нем позднее. Марий насладился пышным триумфом и настолько полюбился римлянам, что народное собрание, не обращая внимания на умирающую конституцию, год за годом выбирало его консулом (104–100 гг. до н. э.). Деловые классы поддерживали его отчасти потому, что его победы открывали перед ними новые возможности предпринимательства, отчасти потому, что им было совершенно ясно: Марий — единственный, кто способен сдержать натиск кельтских орд. В дяде Цезаря Рим узнал характерные черты цезаризма: диктатура популярного вождя, поддерживаемого преданной армией, казалась для многих уставших римлян единственным выходом из олигархических злоупотреблений свободой.

После победы при Аравсионе кимбры дали Риму передышку, перейдя через Пиренеи и принявшись опустошать Испанию. Но в 102 г. до н. э. они вернулись в Галлию, еще более многочисленные, чем прежде, и заключили с тевтонами соглашение о том, чтобы совершить одновременное нападение в разных местах на богатые италийские равнины. Для отражения этой опасности, Марий прибег к новой форме военного набора, которая революционизировала сначала армию, а затем государство. Он приветствовал приход на военную службу любого гражданина, была у того собственность или нет; предложил высокое жалованье и обещал отпустить после войны всех желающих, наделив их землей. Сформированная таким образом армия состояла главным образом из городского пролетариата; она была настроена враждебно по отношению к патрицианской Республике; она сражалась не за отечество, но за своего начальника и добычу; этими мерами Марий, вероятно, даже не зная об этом, заложил военный фундамент цезарианской революции. Он был солдатом, а не политиком; у него не было времени на то, чтобы взвешивать отдаленные политические последствия. Он перешел вместе со своими новобранцами через Альпы, укрепил их тела маршами и строевой подготовкой и развил в них отвагу, нападая на противников, которых было легко победить; до тех пор, пока они не были обучены как следует, он не хотел рисковать, вступая в схватку. Тевтоны беспрепятственно прошли мимо римского лагеря, спрашивая легионеров в насмешку, не хотят ли те передать с ними записки для своих жен, с которыми тевтоны собирались развлечься в ближайшее время; о количестве тевтонов можно было судить по тому, что они проходили мимо римского лагеря в течение шести дней. Когда последние колонны захватчиков оставили римское войско позади, Марий приказал напасть на врага с