Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

закалывали прямо в объятиях жен, — говорит Плутарх, — сыновей — на руках матерей». Многие из тех, кто сохранял прежде нейтралитет или даже придерживался консервативных убеждений, были проскрибированы, изгнаны или убиты; Сулла, говорили шепотом современники, нуждался в их деньгах, чтобы выдать жалованье солдатам, удовлетворить свои вожделения и одарить друзей. Конфискованное имущество продавалось тем, кто был готов заплатить за него больше других, или фаворитам Суллы. Оно легло в основу множества будущих состояний, таких, как состояния Красса или Каталины.

Воспользовавшись своими диктаторскими полномочиями, Сулла выпустил несколько эдиктов, известных под его родовым именем как Корнелиевы законы, посредством которых он надеялся навеки закрепить аристократическое государственное устройство. Чтобы заменить погибших граждан, он наделил избирательными правами многих испанцев и кельтов и некоторых из бывших рабов. Он ослабил народные собрания, введя в их состав новых членов, которые были его должниками, и подтвердив свое давнее постановление, что ни один законопроект не может быть вынесен на рассмотрение народного собрания, прежде чем он будет согласован с сенатом. Чтобы приостановить приток в Рим италийских бедняков, он сократил государственные раздачи зерна. В то же время он несколько уменьшил плотность населения в городе, распределив земельные участки среди 120 тысяч ветеранов. Чтобы предотвратить использование должностных полномочий консулов, избираемых несколько раз подряд, для упрочения их личной диктатуры, он восстановил старинное требование, согласно которому между занятием одного и того же поста одним лицом должно пройти не менее десяти лет. Он нанес удар по престижу народных трибунов, ограничив возможность применения ими права вето и постановив, что бывшие трибуны не могут быть избраны на другой, более высокий пост. Он лишил всадников исключительного права на вхождение в судейские коллегии высшего разряда и возвратил эти права сенату; он заменил сбор налогов публиканами на прямые взносы провинций в государственную казну. Он реорганизовал суды, увеличил их число для ускоренного ведения процессов и дотошно распределил между ними их функции и сферы деятельности. Все законодательные, юридические, исполнительные, общественные и «портняжные» привилегии были возвращены сенату в том объеме, в каком тот обладал ими до Гракховой революции, ибо Сулла твердо верил в то, что только монархия или аристократия способны обеспечить мудрое управление Империей. Чтобы восстановить полную численность сената, он позволил трибутному собранию выдвинуть в его ряды 300 всадников. Чтобы продемонстрировать, сколь сильно он убежден в устойчивости полностью реставрированного режима, Сулла распустил свои легионы и постановил, что ни одна армия не должна допускаться на территорию Италии. После двух лет диктатуры он сложил все свои полномочия, восстановил консулат и удалился на покой (80 г. до н. э.).

Он пребывал в безопасности, так как прежде им были убиты почти все, кто мог бы замышлять его убийство теперь. Он распустил ликторов и телохранителей, прогуливался живой и невредимый по Форуму и заявлял, что готов дать отчет в своих действиях любому гражданину, который об этом попросит. Затем он отправился доживать свой век на свою виллу в Кумах. Устав от войны, силы и славы, может быть, устав от людей, он окружил себя певцами, танцорами, актерами и актрисами; он писал свои «Воспоминания» (Commentarii), охотился и ловил рыбу, ел и пил. Еще долго после его смерти люди называли его Суллой Феликсом — Суллой Счастливым, ведь он побеждал во всех битвах, изведал все удовольствия, достиг величайшей власти и жил без страха и сожалений. Он пять раз был женат, развелся с четырьмя женами и восполнял их недостатки при помощи любовниц. В возрасте пятидесяти восьми лет у него развилась язва ободочной кишки, настолько жестокая, что, по словам Плутарха, «гниющее мясо породило вшей. Множество прислужников днем и ночью занимались их уничтожением, но их число все увеличивалось, так что не только его одежда, купальни и бассейны, но и сама пища была запачкана ими»{254}. Он скончался от кишечного кровотечения, проведя вдали от дел менее года (78 г. до н. э.). Он не преминул лично продиктовать свою эпитафию: «Нет такого друга, что послужил мне, и врага, что причинил мне вред, которым я не отплатил бы сполна»{255}.

ГЛАВА 7

Олигархическая реакция

77–60 гг. до н. э.

I. ПРАВИТЕЛЬСТВО

КАК БЫ ТО НИ БЫЛО, но Сулла, проявив несвойственное ему великодушие, допустил две ошибки. Он пощадил сына и племянника своих врагов, беспутного и блестящего Гая Юлия Цезаря, которому было за двадцать в годы, когда вовсю свирепствовали проскрипции. Сулла приговорил его к смерти, но позволил ему уйти, побежденный уговорами их общих друзей. Однако чутье не подвело его, когда он заметил: «Этот молодой человек стоит многих Мариев»{256}. И может быть, он ошибся, слишком рано удалившись от дел и вызвав своими неумеренными развлечениями безвременную смерть. Если бы его терпение и проницательность были равны его беспощадности и отваге, он мог бы спасти Рим от пятидесяти лет хаоса и дать ему в 80 г. до н. э. мир и безопасность, которые придется отвоевывать Августу в битве при Акции. Он восстановил старое, тогда как ему следовало создать новое.

Не прошло и десяти лет со дня его смерти, как все труды пошли прахом. Расслабившись в объятиях победы, патриции пренебрегли задачами управления, бросившись искать богатства в коммерции и тратить его на дорогие удовольствия. Борьба между популярами и оптиматами продолжалась с ожесточением, которое до времени ожидало подходящего повода, чтобы перейти к открытому насилию. Оптиматы, или «лучшие люди», сделали nobilitas (знатность) своим символом веры; но не в том смысле, в котором говорится noblesse oblige («положение обязывает»), а исходя из убеждения, что главные магистратуры для обеспечения хорошего управления должны замещаться людьми, предки которых уже занимали высокие должности в прошлом. Всякого, кто вступал в предвыборную борьбу, не имея за своими плечами таких предшественников, презрительно именовали novus homo — «новый человек», или выскочка; к их числу относились и Марий и Цицерон. Популяры требовали, чтобы «карьера была открыта для таланта», чтобы вся власть была передана народным собраниям, а ветераны и бедняки получили новые земельные наделы. Ни те, ни другие не верили в демократию; обе партии связывали свои надежды с диктатурой, и обе практиковали запугивание или подкуп без зазрения совести и совершенно открыто. Коллегии (collegia), которые были некогда обществами взаимопомощи, превратились в агентства по продаже крупных партий плебейских голосов. Занятие покупкой голосов достигло такого уровня, что в него потребовалось внести разделение труда. Так, существовали divisores, покупавшие голоса, interpretes, или посредники, и sequestres, которые придерживали деньги до тех пор, пока