Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

дополняли своих мужей непрерывным рядом cavalieri serventi. Она была чрезвычайно озабочена правами женщин; шокировала представителей старшего поколения, появляясь на людях вместе со своими друзьями-мужчинами даже после выхода замуж; встречаясь со знакомыми, она обращалась к ним с приветствием, иногда при всех целовала их, вместо того, чтобы опустить глаза и изъявить преданность и покорность, как, по мнению римлян старой закалки, должна была вести себя приличная женщина. Она приглашала отобедать с ней своих кавалеров, и ее муж оставлял их наедине с рыцарственностью Маркиза дю Шатле. Цицерон, которому, правда, невозможно в этом отношении доверять, говорит о ее «любовных связях, прелюбодеяниях и разврате, ее песнях и музыке, ее ужинах и пирушках в Байях — на суше и на море»{282} Она была умной женщиной, способной грешить с неотразимой прелестью, однако она недооценивала мужской эгоизм. Каждый любовник, пока его вожделение не было насыщено, требовал ее всю без остатка, и каждый становился ее смертельным врагом, стоило ей найти себе нового друга. Так, Катулл (если его Лесбией была именно она) пачкал ее похабными эпиграммами, а Целий, намекая на стоимость услуг самых дешевых проституток, называл ее на судебных слушаниях quadrantaria — «женщиной, которая стоит четверть асса» (полтора цента). Она обвинила его в стремлении ее отравить. Он нанял своим адвокатом Цицерона, и великий оратор, не колеблясь, обвинил ее в кровосмешении и убийстве, восклицая, однако, «что он отнюдь не враг женщин, особенно тех, для которых все мужчины — друзья». Целий был оправдан, а Клодия была наказана за несчастье быть сестрой Клодия — самого радикального лидера в Риме и непримиримого врага Цицерона.

IV. ВТОРОЙ КАТОН

Посреди всей этой испорченности и распущенности выделялся лишь один человек, твердо державшийся старинной морали. Марк Порций Катон Младший нарушил заповедь своего пращура, изучив греческий; благодаря этому он познакомился со стоицизмом, которому вместе с республиканскими убеждениями он хранил нерушимую верность всю жизнь. Он получил в наследство 120 талантов (432 000 долларов), но изо всех сил старался жить просто и скромно. Он давал деньги в долг, но не брал процентов. Ему не хватало грубоватого юмора своего предка, и часто он неприятно поражал, даже пугал людей тем, что казалось упрямой нравственной несокрушимостью и несвоевременной апелляцией к моральным принципам. Само его существование являлось обвинительным актом, которому не было прощения. Людям хотелось, чтобы он согрешил хоть самую малость, и проявил тем самым хоть какое-то уважение к привычкам человечества. Они должны были возликовать, когда он, чуть ли не с киническим пренебрежением к женщине как к «живому инструменту», «одолжил» свою жену Марцию другу Гортензию — развелся с нею и присутствовал на ее бракосочетании с оратором, — а позднее, после смерти Гортензия, принял ее обратно{283}. Он не мог стать народным любимцем, потому что был безжалостным врагом всякой нечестности, неумолимым защитником patria potestas, еще менее снисходительным censor moralium (цензором нравов), чем сам Катон Старший. Он редко смеялся и улыбался, не делал никаких усилий, чтобы казаться любезным, и резко обрывал тех, кто дерзал обратиться к нему со словами лести. Он потерпел поражение на консульских выборах потому, говорил Цицерон, что действовал так, будто живет в идеальном государстве Платона, а не в Риме «среди отбросов потомков Ромула»{284}.

В роли квестора Катон сделался заклятым врагом всякой некомпетентности и любого должностного злоупотребления, он зорко охранял казну от набегов политических деятелей, и его бдительность не ослабла и тогда, когда закончился срок его деятельности. Его обвинения обрушивались на все политические партии и приобрели ему множество почитателей, но ни одного друга. В роли претора он убедил сенат издать указ о том, что все кандидаты вскоре после избрания должны явиться в суд и по принесении клятвы подробно отчитаться во всех расходах и действиях, совершенных во время избирательной кампании. Это мероприятие так переполошило политиков (большинство из которых зависели от взяток), что они и их клиенты, стоило Катону появиться в следующий раз на Форуме, принялись оскорблять его и бросать в него камни. Тот взобрался на ростры, решительным взглядом обвел толпу и своими речами заставил их угомониться. В роли трибуна он вступил во главе легиона в Македонию; его помощники скакали на лошадях, он шел пешком. Он высмеивал дельцов и защищал аристократию, или правителей по праву рождения, как единственное избавление от плутократии, или правления по праву богатства. Он объявил беспощадную войну тем, кто развращал римских политиков деньгами, а простых граждан роскошью; и он до последнего сопротивлялся поползновениям к диктатуре, исходили ли они от Цезаря или от Помпея. Когда Цезарь уничтожил Республику, Катон покончил с собой. Рядом с его телом нашли свиток с произведениями стоиков.

V. СПАРТАК

Качество правления достигло наконец низшей отметки, а вместе с ним и качество Демократии — таких падений в истории государств известно немного. В 98 г. до н. э. римский полководец Дидий повторил «подвиг» Сульпиция Гальбы: он заманил целое племя доставлявших ему хлопоты туземцев в расположенный на испанской земле римский лагерь (он якобы собирался устроить перепись для последующей раздачи земли); когда они пришли, вместе с женами и детьми, он приказал их всех перерезать. По возвращении в Рим он был награжден публичным триумфом{285}. Потрясенный зверствами Империи, сабинский офицер римской армии Квинт Серторий, перешел на сторону испанцев, организовал и вымуштровал их отряды и вел их от победы к победе над легионами, которые присылались, чтобы подавить это движение. Восемь лет он правил восставшим царством (80–72 гг. до н. э.) и завоевал любовь народа, блюдя справедливость и открывая школы, где получала образование местная молодежь. Метелл, римский военачальник, предлагал сто талантов (360 000 долларов) и 20 000 акров земли любому римлянину, которому удастся убить Сертория. Перпенна, римский перебежчик, оказавшийся в лагере Сертория, пригласил его на обед, убил его и провозгласил себя командующим армией, которую обучил Серторий. Против Перпенны был отправлен Помпей и легко победил; Перпенна был казнен, и эксплуатация Испании возобновилась.

Следующий акт революции был начат не свободным, но рабом. Лентул Батиат держал в Капуе гладиаторскую школу — рабов и осужденных преступников, которых обучали сражаться с дикими животными или друг с другом до смертного исхода на общественных аренах или в Частных домах. Двести из них попытались бежать; семидесяти семи это удалось, они взяли в руки оружие и заняли один из склонов Везувия, откуда принялись совершать набеги на окрестные города в поисках продовольствия (73 г. до н. э.). Своим вождем они