Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

народное собрание проголосовало за предоставление ему практически неограниченных полномочий, чтобы одолеть киликийских пиратов. Некогда Родос следил за тем, чтобы Эгейское море было свободно от этих мародеров; но Родос, униженный и совершенно обнищавший усилиями Рима и Делоса, был более не в состоянии содержать флот, способный к выполнению подобных задач; что касается земельной аристократии, которая преобладала в сенате, то она была не слишком заинтересована в том, чтобы обеспечить безопасность морских торговых маршрутов. Купцы и плебс чувствовали неблагополучие ситуации более остро: торговля в акватории Эгеиды стала почти невозможной, опасностей было предостаточно даже в центре Средиземного моря; ввоз зерна сокращался настолько стремительно, что в Риме стоимость модия, или четверти бушеля, пшеницы поднялась до двадцати сестерциев, или трех долларов. Пираты рисовались успехами, устанавливая на своих судах позолоченные мачты, украшая их пурпурными парусами, покрывая весла серебром. Они захватили и удерживали в своей власти 400 прибрежных городов, разграбили храмы Самофракии, Самоса, Эпидавра, Аргоса, Левкады и Акция, похищали римских должностных лиц и нападали даже на побережье Этрурии и Апулии.

Чтобы выйти из этого положения, друг Помпея Габиний внес законопроект, согласно которому Помпей получал абсолютную власть над всем римским флотом сроком на три года, а также имел право казнить и миловать в пределах пятидесятимильной береговой полосы Средиземного моря. Против этой крайней меры выступили все сенаторы за исключением Цезаря, однако народное собрание приняло ее с восторгом и своим голосованием предоставило в распоряжение Помпея армию в 125 000 человек и флот из 500 кораблей, приказав казне выделить ему 144 000 000 сестерциев. В сущности, этот закон означал низложение сената, конец сулланской реставрации и установление чрезвычайной монархии, которая послужит прелюдией и уроком для Цезаря. Результат, достигнутый Помпеем, укрепил значение данного прецедента. В тот же день, когда Помпей был назначен командующим, цена на пшеницу стала снижаться. За три месяца он справился со своей задачей, захватил корабли пиратов, овладел их крепостями, казнил вождей — и при этом не допустил никаких злоупотреблений своим небывалым авторитетом. Коммерция ожила и снова пустилась в плавание, и река зерна хлынула в Рим.

Пока Помпей пребывал в Киликии, его друг Манилий представил народному собранию законопроект, облекавший Помпея всей полнотой власти над провинциями и армиями, которыми тогда (66 г. до н. э.) управлял Лукулл, и продлевавший срок действия полномочий, установленных Габиниевым законом. Сенат воспротивился, но купцы и ростовщики мощно поддержали проект. Они надеялись, что Помпей будет не так уступчив, как Лукулл, по отношению к их азиатским должникам; он восстановит порядок сбора налогов публиканами; он завоюет не только Вифинию и Понт, но также Каппадокию, Сирию и Иудею; эти богатые регионы раскроют свои двери перед римскими финансами и торговлей, которые придут сюда под защитой римского оружия. «Новый человек» Марк Туллий Цицерон, избранный на этот год при поддержке всаднического сословия претором, произнес речь «В защиту Манилиева закона» и напал на сенатскую олигархию с таким пламенным красноречием, какого не слышали в Риме со времен Гракхов, и с искренностью, необычной в устах политика:

Вся система финансов и кредита, которая существует здесь, в Риме, неразрывно связана с доходами, извлекаемыми из азиатских провинций. Если эти доходы будут потеряны, наша денежная система потерпит крах… Если некоторые лишатся своих состояний, они увлекут в своем падении еще многих и многих. Спасите государство от такого бедствия… Ведите войну против Митридата, прилагая все свои усилия, и тогда слава римского имени, безопасность наших союзников, самые крупные наши доходы и состояния многочисленнейших граждан будут спасены{290}.

Законопроект без труда получил поддержку народного собрания. Плебс не особенно заботили состояния финансовых воротил, но он возликовал, сообразив, что наделением чрезвычайными полномочиями одного из полководцев он сможет поставить крест на сулланском законодательстве и низвергнуть своего старинного врага — сенат. Отныне дни Республики были сочтены. Римская революция, воспользовавшись красноречивой помощью своего величайшего противника, сделала еще один шаг навстречу цезаризму.

VII. ЦИЦЕРОН И КАТИЛИНА

Плутарх думал, что Марк Туллий был назван Цицероном потому, что у одного из его предков на носу была бородавка, напоминавшая по форме горошину (cicer); скорее, однако, его пращуры заслужили это прозвище, выращивая на своих землях горох. В своих «Законах» Цицерон с подкупающей нежностью описывает скромную виллу, которая была свидетельницей его рождения близ Арпина, расположенного на полпути между Римом и Неаполем, в предгорьях Апеннин. Его отец был достаточно богат, чтобы дать своему сыну лучшее по тем временам образование. Он нанял греческого поэта Архия, который должен был стать наставником Марка в литературе и греческом, а затем направил юношу заниматься правом с Квинтом Муцием Сцеволой, величайшим юристом той эпохи. Цицерон живо прислушивался к дебатам и судебным процессам, проходившим на Форуме, и вскоре овладел всеми тонкостями и уловками судебного красноречия. «Чтобы преуспеть в юриспруденции, — писал он, — человек должен отказаться от всех удовольствий, бежать всех развлечений, распрощаться с отдыхом, играми, вечеринками, почти забыть про общение с друзьями»{291}.

Вскоре он и сам уже был практикующим юристом и составлял речи, которые своим блеском завоевали ему благодарность средних классов и плебса. Он привлек к суду одного из фаворитов Суллы и порицал проскрипции в самый разгар развязанного Суллой террора (80 г. до н. э.){292}. Вскоре после этих событий, может быть, для того, чтобы избежать мести со стороны диктатора, он уехал в Грецию и продолжил здесь свои занятия риторикой и философией; проведя три счастливых года в Афинах, он перебрался на Родос, где слушал лекции Аполлония, сына Молона, посвященные ораторскому искусству, и лекции Посидония по философии. От первого он научился членению предложения на периоды и той чистоте речи, которая впоследствии стала характернейшей чертой его произведений; другой познакомил его с тем умеренным стоицизмом, который ляжет позднее в основу его диалогов о религии, государстве, дружбе и старости.

Вернувшись в Рим по достижении тридцатилетнего возраста, он женился на Теренции, чье богатое приданое позволило ему выйти на политическую арену. В 75 г. до н. э. он отличился на посту квестора в Сицилии, запомнившись там своей справедливостью. В 70 г. до н. э. он вновь занялся адвокатской деятельностью и возбудил ярость аристократии, взяв на себя защиту сицилийских городов и вызвав на суд сенатора Гая Верреса; он обвинил последнего в том, что в бытность свою пропретором на Сицилии тот продавал назначения и приговоры, понизил налоги в той мере, в какой повысил взятки, ограбил Сиракузы, вывезя оттуда почти все статуи, направил доходы с целого города на содержание любовницы и