Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

Тучи уходят с небес, земля-искусница пышный

Стелет цветочный ковер, улыбаются волны морские,

И небосвода лазурь сияет разлившимся светом.

Ибо, весеннего дня лишь только откроется облик

И, встрепенувшись от пут, Фавоний живительный дунет,

Первыми весть о тебе и твоем появленьи, богиня,

Птицы небес подают, пронзенные в сердце тобою.

Следом и скот, одичав, по пастбищам носится тучным

И через реки плывет, обаяньем твоим упоенный,

Страстно стремясь за тобой, куда ты его увлекаешь,

И, наконец, по морям, по горам и по бурным потокам,

По густолиственным птиц обиталищам, долам зеленым,

Всюду внедряя любовь упоительно-сладкую в сердце,

Ты возбуждаешь у всех к продолжению рода желанье.

Ибо одна ты в руках своих держишь кормило природы,

И ничего без тебя на божественный свет не родится,

Радости нет без тебя никакой и прелести в мире.

Будь же пособницей мне при создании этой поэмы.

Даруй поэтому ты словам моим вечную прелесть,

Сделав тем временем так, чтобы жестокие войны и распри

И на земле и в морях — повсюду замолкли и стихли.

(Когда Марс склонится на твое лоно)

Тут всеблагая его, лежащего так, наклонившись

Телом священным своим, обоими и, отрадные речи

С уст изливая, проси, достославная, мира для римлян{306}.

II. DE RERUM NATURA

Если мы попытаемся придать некоторую логическую стройность страстной и беспорядочной аргументации Лукреция, то ее исходный тезис мы найдем в знаменитой строке:

Tantum religio potuit suadere malorum,

«Вот сколько злодеяний имеют своим источником религию»{307}.

Он пересказывает предание об Ифигении в Авлиде, говорит о бессчетных человеческих жертвоприношениях, о гекатомбах, возносимых богам, наделяемым человеческой алчностью; он напоминает о страхе, который охватывает простодушного и юного человека, попавшего в непроходимую чащу мстительных божеств, об ужасе перед молнией и громом, смертью и Аидом, подземными кошмарами, рисуемыми этрусским искусством и восточными мистериями. Он упрекает человечество за то, что оно предпочло обряд жертвоприношения философскому пониманию:

О человеческий род несчастный! Такие явленья

Мог он богам приписать и присвоить им гнев беспощадный!

Сколько стенаний ему, сколько нам это язв причинило,

Сколько доставило слез и детям нашим и внукам!

Нет, благочестье не в том, что пред всеми с покрытой главою

Ты к изваяньям идешь и ко всем алтарям припадаешь…

Молишься храмам богов, иль обильною кровью животных

Ты окропляешь алтарь…

Но в созерцаньи всего при полном спокойствии духа{308}.

Боги существуют, утверждает Лукреций, но они обитают вдали от земли в блаженном неведении мыслей и забот людей. Там, «за огненными укреплениями мира» (extra flammantia moenia mundi){309}, недоступные нашим молитвам и жертвоприношениям, они проводят свои дни, как единомышленники Эпикура, сторонясь мирских дел, довольствуясь созерцанием красоты, живя в дружбе и мире{310}. Они непричастны к творению мира и не являются причинами событий; кто посмеет проявить по отношению к ним такую несправедливость, как упрек в расточительности, неупорядоченности, страданиях и неправедности земной жизни? Нет, эта беспредельная Вселенная, в которой существует множество миров, самодостаточна; вне ее не существует никакого закона; природа делает все в согласии с самой собой. «Кто бы сумел управлять необъятной Вселенной, кто твердо / Бездны тугие бразды удержал бы рукою искусной, / Кто бы размеренно вел небеса… (кто мог бы) / Грома ударами бить, и чтоб молньи метать и свои же / Храмы порой разносить… и, минуя нередко виновных, / Часто людей поражать, недостойных того и невинных?»{311}. Единственный бог — это Закон; и истинное богопочитание, как и единственное средство достичь покоя, заключается в том, чтобы познать и полюбить Закон. «Значит, изгнать этот страх из души и потемки рассеять / Должны не солнца лучи и не света сиянье дневного, / Но природа сама своим видом и внутренним строем»{312}.

И затем, «коснувшись медом Муз» грубого материализма Демокрита, Лукреций провозглашает в качестве своей главной теоремы, что «не существует ничего иного, кроме атомов и пустоты»{313}, т. е. материи и пространства. Он сразу же переходит к стержневому положению (и предположению) современной науки, которое гласит, что количество движения и материи в мире никогда не меняется; ничто не возникает из ничего, и разрушение — это лишь изменение формы. Атомы неразрушимы, неизменны, трехмерны, упруги, не имеют ни звука, ни запаха, ни вкуса, ни цвета и бесконечны по числу. Они сочетаются друг с другом и образуют беспредельное количество комбинаций и качеств; они беспрестанно движутся, несмотря на обманчивую картину неподвижности вещей.

Часто по склону холма густорунные овцы пасутся,

Медленно идя туда, куда их на пастбище тучном

Свежая манит трава, сверкая алмазной росою;

Сытые прыгают там и резвятся, бодаясь, ягнята.

Все это издали нам представляется слившимся вместе,

Будто бы белым пятном неподвижным на склоне зеленом.

Также, когда, побежав, легионы могучие быстро

Всюду по полю снуют, представляя примерную битву,

Блеск от оружия их возносится к небу, и всюду

Медью сверкает земля, и от поступи тяжкой пехоты

Гул раздается кругом. Потрясенные криками, горы

Вторят им громко, и шум несется к небесным созвездьям;…

Но на высоких горах непременно есть место, откуда

Кажется это пятном, неподвижно сверкающим в поле{314}.

У атомов[27] есть части — minima, или «мельчайшие вещи», — каждая из которых трехмерна, неделима, является пределом дробления материи. Возможно, благодаря различным расположениям этих частиц атомы отличаются друг от друга размером и формой и поэтому являются источником освежающего разнообразия в природе. Атомы не движутся по прямым или одним и тем же линиям; в их движении имеется неуловимое «отклонение» или «отступление с прямого пути», основополагающая спонтанность, присутствующая во всем и достигающая кульминации в свободной воле человека[28].

Некогда мир представлял собой бесформенную массу; однако постепенное перераспределение движущихся атомов согласно их размеру и форме привело к появлению — без всякой целенаправленности в исходном движении — воздуха, огня, воды и земли, а уже из них солнца и луны, планет и звезд. В бесконечных просторах вечно