Возвращение Безумного Бога 14 - Кирилл Геннадьевич Теслёнок

«Забавные вы», — подумала она, собирая всю свою волю и силу в кулак. Ее антенны напряглись, улавливая энергетические потоки в комнате, ища слабости в удерживающих ее путах, — «Думаете, я просто буду лежать и ждать, пока вы превратите меня в овощ? Я — Перчинка Безумова. Средняя дочь. И я не люблю, когда меня трогают без спроса».

Она рванула. Не просто мышцами — всей своей сущностью, вливая концентрированную энергию мирмеции в путы. Скобы затрещали, покрылись сетью изумрудных молний и с оглушительным треском разлетелись на куски.

Ее четыре руки метнулись вперед. Два изумрудных клинка возникли из ее предплечий, другие два сформировали энергетические щиты. Она спрыгнула с платформы прежде, чем ее тюремщики успели среагировать.

Их реакция была запоздалой, хаотичной. Они явно не ожидали такого сопротивления. Протоколы не предусматривали столь быстрого освобождения.

«Ошибка! Объект… сопротивляется!»

«Активировать… боевой… режим!»

«Цель… нейтрализовать… приоритет… Альфа!»

Но было поздно. Перчинка уже была среди них, двигаясь как смертоносный изумрудный вихрь. Она знала их слабые места — сочленения между органикой и механикой, уязвимые энергетические узлы, сами линзы-глаза. Удар, уворот, блок, выпад. Она была быстрее, яростнее, эффективнее. Ее тренировки, ее инстинкты взяли верх над их запрограммированной логикой.

Лишь бы эти тормоза снова не применили ту телекинетическую дрянь…

Один из «командиров» попытался схватить ее механической клешней — Перчинка отсекла ее одним точным ударом. Другой выстрелил сгустком темной энергии — она отразила его щитом и контратаковала, пронзив его маску клинком. Третий попытался активировать какую-то тревогу на панели — она метнула в него сгусток изумрудной энергии, расплавив механизм.

Комната управления погрузилась в тишину, нарушаемую лишь ее тяжелым дыханием и тихим шипением поврежденных механизмов. Пять искаженных тел неподвижно лежали на полу среди обломков и темной жижи.

Она огляделась. Нужно было убираться отсюда. И быстро. Она чувствовала — где-то рядом была основная масса этих тварей. Их «матка»? Их центр управления?

Она увидела то, что выглядело как выход — секция биомассы, слегка отличающаяся по цвету. Удар клинком — и стена подалась, открывая проход в серое, заснеженное небо.

Она вырвалась наружу, расправив крылья. Поврежденное правое крыло болело, но держалось. Перчинка взмыла вверх, пытаясь сориентироваться. Она была где-то к северу от города, над руинами, которые когда-то были Северной заставой. А внизу… внизу двигалась Волна. Тысячи тварей, таких же и других, еще более кошмарных, неумолимо ползли к Синегорью.

Но ее побег не остался незамеченным. Из снежной круговерти вырвались десятки крылатых монстров, похожих на тех, с которыми она сражалась на юге, но крупнее, злее, быстрее. Они с воем ринулись за ней. Погоня началась.

Она летела из последних сил, уворачиваясь от энергетических плевков и когтей. Поврежденное крыло замедляло ее, боль туманила сознание. Они настигали. Вот одна тварь, похожая на гибрид летучей мыши и скорпиона, зашла в хвост, выпустила облако ядовитого газа… Перчинка закашлялась, задыхаясь, полет стал совсем хаотичным… Тварь приготовилась к финальному удару, хищно разевая пасть…

И тут небо разорвал фиолетовый всполох. Рядом с ней, из открывшегося портала, вышла фигура в черном. Фигура, окутанная пульсирующим сиянием тьмы. Знакомая. Родная.

— А вот и я! Не ждали? — голос отца, усиленный эхом Бездны, раскатился над полем боя, и даже твари в ужасе замерли.

Он стоял между ней и преследователями, черный клинок Бездны в его руке словно вибрировал от предвкушения. На его лице была улыбка — та самая, неприятная, от которой у врагов стыла кровь в жилах.

— Урок первый, уроды летающие, — произнес он, и его глаза вспыхнули неистовым фиолетовым огнем, — Никогда. Не трогайте. Моих. Дочерей.

Один взмах клинка. Черная дуга, рвущая реальность. И стая преследователей просто… исчезла. Растворилась в небытии.

Сильные руки подхватили ее, не давая упасть.

— Пап… — прошептала она, чувствуя невероятное облегчение, смывающее боль и страх, — Ты… пришел…

— А то! — его улыбка стала теплой, — Папа всегда приходит. Особенно когда его девочки попадают в неприятности. Держись, сейчас мы назад.

Еще один скачок сквозь пространство — и они уже над южным сектором. Внизу кипел бой. Отец плавно опустил ее рядом с бруствером, где стоял майор Волков.

— Волков! — крикнул отец, — Принимай раненую! И держись! Помощь уже в пути!

Майор обернулся. Его глаза встретились с ее. Облегчение, шок, беспокойство… Он бросился к ней.

— Перчинка! Жива! Что с тобой⁈ — его руки осторожно коснулись ее плеча. Теплые. Надежные.

— Жива, — ответил отец, осторожно передавая ее Волкову, — Раненная, но будет в порядке. Займись ей. Мне нужно… кое-что уладить.

Она почувствовала, как Волков крепко, но бережно поддерживает ее. А отец… он снова посмотрел на север, где бушевала ледяная буря, на осажденный город. В его глазах горел фиолетовый огонь. Он был готов к битве.

Перчинка слабо улыбнулась. Папа пришел. Теперь все будет хорошо. Наверное. Нужно было только пережить этот вторник.

Отец уже развернулся, шагнул в очередной портал — он переместился, вероятно, обратно в особняк или к северному фронту. Игорь Волков осторожно поддерживал Перчинку, его лицо было полно беспокойства.

— Тебя нужно к медикам… — начал он, но тут произошло нечто странное.

Рев Волны, грохот битвы, крики… всё это вдруг начало стихать. Твари, которые секунду назад яростно ломились на баррикады, карабкались по стенам, изрыгали кислоту и пламя — замерли. Огромный многоглазый слизень перестал ползти, его сотни глаз растерянно заморгали. Хищные богомолы опустили свои клешни. Даже крылатые твари в небе перестали кружить и просто зависли в воздухе, как гигантские, уродливые украшения на фоне свинцового неба.

А потом твари откатились от укреплений. Игнорируя выстрелы, они стремительно бежали назад, откуда пришли. Но это не было бегство. Скорее… отступление?

Вскоре последняя тварь исчезла среди перепаханной взрывами земли.

Воцарилась тишина. Полная, звенящая, неестественная. Тишина, от которой закладывало уши сильнее, чем от взрывов. Снег, усилившийся за последние минуты, теперь падал бесшумно, густыми хлопьями, покрывая землю, обломки, застывших монстров и перемазанных гарью, растерянных солдат.

Холод. Он стал другим. Не просто морозный воздух зимней бури. Это был глубинный, пронизывающий до костей холод, который шел не с неба, а словно поднимался из-под земли, из самой реальности. Он не обжигал — он сковывал душу.

Перчинка почувствовала это первой. Необъяснимый, первобытный ужас, не имеющий ничего общего с опасностью боя. Экзистенциальный страх, от которого ее хитиновый панцирь, казалось, стал хрупким,