Анастас Микоян. От Ильича до Ильича. Четыре эпохи – одна судьба - Стас Намин

Сталин постучал указательным пальцем по столу.

– Все будут думать, что ты поехал искать врагов в Армении, а на самом деле ты поедешь искать друзей в Турции.

И ухмыльнулся сквозь усы.

8

СПРАВКА

Советско-турецкие отношения 1920–1930-х годов устойчиво и успешно развивались вплоть до конца 1937 года. Советская Россия поддержала Ататюрка в первые годы его деятельности, в том числе и оружием. Большевики действительно оказали турецким революционерам крайне своевременную и действенную помощь, передав несколькими траншами 10 млн рублей золотом. Кроме того, по советским официальным данным, через Новороссийск, Туапсе и Батуми в Турцию в течение 1920–1922 годов было поставлено 39 тысяч винтовок, 327 пулеметов, 54 орудия, 63 млн патронов, 147 тысяч снарядов и т. п. С восточных границ было переброшено военное оборудование, оставленное русской армией в 1918 году. В 1921 году переданы два миноносца: «Живой» и «Жуткий»[187]. СССР предоставлял Турции кредиты и активно помогал в строительстве промышленных предприятий (текстильных комбинатов). Cтороны обменивались визитами официальных лиц.

Советская правительственная делегация во главе с К. Е. Ворошиловым на праздновании 10-летия Турецкой Республики с президентом Ататюрком. 1933 год

В 1934 году Турция закупила у СССР значительный объем нового оружия, в том числе танков Т‐26–42 шт., грузовиков ЗИС‐5–435 шт. В 1935 году в СССР стажировались турецкие офицеры, в том числе парашютисты. Причем – малоизвестный факт – среди учеников, обучавшихся в РККА, была приемная дочь самого М. Кемаля Ататюрка[188].

Но в 1936 году произошли один за другим сразу два примечательных инцидента. Сначала на конференции в Монтре в июне – июле 1936 года турецкая делегация неожиданно заявила, что советские торговые суда при прохождении через проливы должны получать разрешение от турецких властей. Позже это требование было снято, но историкам точно известно, что итоги Монтре не устроили Сталина. Впоследствии руководство СССР делало попытки пересмотреть договоренности[189].

Спустя два месяца, 29 октября 1936 года, произошел еще один инцидент, на этот раз с участием полномочного представителя СССР в Турции Льва Карахана. Отчет об этом примечательном происшествии опубликовал журналист Е. Жирнов в газете «Коммерсантъ-Власть», № 10 от 14.03.2016.

Из записи беседы президента Турции Мустафы Кемаля Ататюрка с полномочным представителем СССР в Турции Л. М. Караханом на приеме в советском полпредстве в честь прибытия делегации Осоавиахима, 29 октября 1936 года:

«Примерно в половине второго часа ночи, когда уже значительная часть гостей покинула полпредство, в том числе премьер-министр Исмет Иненю и министр иностранных дел Рюштю Арас, полпредству сообщили, что Кемаль Ататюрк скоро приедет к нам. И действительно, через несколько минут сам Кемаль Ататюрк, сильно выпивший, в сопровождении целого ряда приближенных, музыкантов, певиц и приемных дочерей, приехал в полпредство.

Кемаля встретил Карахан, они подошли к буфету, и тут же завязался между ними оживленный разговор. Кемаль начал говорить о своих симпатиях к СССР, о своей дружбе. Тут же заявил, что он очень обижен, так как ему не прислали поздравления с годовщиной независимости Турции. Карахан ему ответил, что это неверно. Такое поздравление по телеграфу было прислано т. Калининым. Кемаль в раздраженном тоне заявил: “Да, это мне известно, и я поручил даже ему ответить, но я не желаю иметь дело с посредниками. Я не только президент Турецкой республики, но вождь турецкого народа”. И в упор спросил Карахана: “Кто у вас вождь?”, на что Карахан ответил, что нашим вождем является т. Сталин. “Тогда почему же он не прислал мне поздравительной телеграммы, все прислали, кроме него. Этим он показывает, что он меня не хочет знать”. Карахан ему ответил, что это неверно, что у нас не принято, чтобы т. Сталин посылал поздравительные телеграммы и что 28 октября, поздравляя Кемаля с праздником Независимости, он передал ему личный привет т. Сталина. Кемаль в раздраженном тоне начал опять говорить, что он большой друг Советского Союза, что дружба эта будет существовать, пока он живет, но что он может соблюдать дружбу только как равный с равным, что посредники только все это портят, что он сам решил направить отношения, и тут же начал диктовать нашему т. Полякову довольно длинное заявление, но, не закончив его, опять вернулся к прежней теме, что Сталин должен был ему послать телеграмму, что его сильно обидело отсутствие этой телеграммы и что разговоры через посредников только вредят делу.

Карахан ему ответил, что отчасти это верно, что даже когда он (Карахан) беседует с министром иностранных дел Рюштю Арасом, то они не всегда во всем понимают друг друга. Еще меньше это бывает, когда Литвинов говорит с Арасом, и он уверен, что если бы Кемаль лично увиделся с т. Сталиным, то они бы в течение нескольких минут договорились по всем без исключения вопросам. По его мнению, то, что Кемаль и Сталин до сих пор еще не встретились, является большим несчастьем.

Кемаль ответил, что, конечно, личный контакт между руководителями обеих стран чрезвычайно полезен. И тогда Карахан сказал, что пусть он поручит своему правительству, указав на присутствующих тут же при разговоре премьер-министра Исмета Иненю и министра Рюштю Араса (которые опять пришли в полпредство вскоре после приезда Кемаля), завтра же приступить к переговорам с ним (Караханом) о том, как удобнее всего устроить эту встречу.

Кемаль раздраженно ответил – почему инициатива должна исходить от него, на что Карахан возразил, что несущественно, кто будет первый: Арас или он, Карахан. Они могут завтра же вдвоем разработать порядок встречи Кемаля и Сталина.

Кемаль, перебив его, начал опять очень длительно и пространно распространяться о своей дружбе с Союзом ССР, о том, насколько он верен своему слову, но заявил: “Я могу только это осуществлять как равный с равным, если я чувствую, что меня признают; на другие взаимоотношения я не согласен. Я знаю, что у вас очень сильная армия, очень механизированная, но я ее не боюсь, я никого на свете не боюсь, в том числе и вас. За мною стоят 18 млн народа, и достаточно только приказать, и они пойдут за мной, куда я их поведу. Я могу сильно навредить, я этого, конечно, никогда не сделаю, ибо мои слова, как и моя дружба, святы и нерушимы” и т. д. – то в духе угроз, то в духе заверений в любви и дружбе к нам.

Весь этот разговор переводил секретарь полпредства т. Поляков. Здесь же присутствовал турецкий капитан авиации, блестяще владеющий русским языком, выходец из Баку. Этот капитан был прикомандирован к т. Эйдеману на время его пребывания в Турции. Во время перевода т. Поляковым на русский язык одной из фраз Кемаля капитан вмешался и заявил, что Поляков не точно переводит, и сделал перевод сам. Кемаль вспылил и в повышенном тоне начал говорить