Жизнь Пушкина, рассказанная им самим и его современниками - Коллектив авторов

может быть только нашим ответом. Все эти хамы, пресмыкаясь в подлости и потворстве., переменив тысячу раз свой образ мыслей, погрязнут наконец в пыли, прейдут заклейменные печатью отвержения от собратства людей честных, но истина останется истиною, патриотизм останется священным идеалом людей благородных». «Мне приятно было слышать, – записал Н. И. Тургенев в дневнике, – что мое слово хам употребляется некоторыми. Авторское самолюбие».

Своего однокашника по Геттингену, лицейского наставника Пушкина А. П. Куницына Николай Тургенев уговорил написать статью для журнала «Сын отечества» «О положении иностранных крестьян». Программу статьи они сочиняли вместе. Это острейшее и блестящее по форме выступление было последним легальным словом об отмене крепостного права. После статьи Куницына ничего не велено было печатать: поиграли, и будет. Тогда Тургенев подал царю записку «Нечто о крепостном состоянии в России», содержащую анализ всех форм угнетения и проект преобразований.

В начале 1819 г. Тургенев задумал журнал «Россиянин XIX века», в число будущих сотрудников которого включил А. П. Куницына, Пушкина, И. И. Пущина. Тургенев надеялся, что наряду с политическим, экономическим, юридическим осмыслением пагубности крепостного рабства в журнале будет и осмысление художественное. «Если бы слабый луч не таился еще в сердце моем, – писал он П. А. Вяземскому, – то я давно бы не смотрел на этот снег и на эту нравственную стужу, которую надо бы описать не Хераскову, а вам или Пушкину».

Он настоятельно рекомендовал: 1) подтвердить закон Павла I о трехдневной барщине с присовокуплением, что крестьянин, работающий три дня в неделю на помещика, более никакими повинностями ему не обязан; 2) не допускать к работе детей от 10 до 12 лет; 3) обязать помещиков ежегодно представлять предводителю дворянства точные сведения о повинностях крестьян. Все это были, само собой, полумеры. Но Николай Иванович наивно надеялся на благоразумие императора, который не раз обещал постепенные реформы.

Сила воздействия образа мыслей Николая Ивановича и самой светлой личности его на Пушкина в 1817–1820 гг. не должна остаться недооцененной. Николай Иванович видел в нем будущего певца дорогих братьям Тургеневым идеалов.

Вообще говоря, Николай Иванович очень умело находил своих единомышленников – с этой точки зрения он был одним из опаснейших для царя заговорщиков. 27 марта 1820 г. он писал, например, П. Я. Чаадаеву: «Вчерашний разговор утвердил еще более во мне то мнение, что вы много можете споспешествовать распространению здравых идей об освобождении крестьян. Сделайте, почтеннейший, из сего святого дела главный предмет ваших занятий, ваших размышлений». Не без влияния Тургенева освободили своих крестьян будущие декабристы Μ. С. Лунин, И. Д. Якушкин…

10 июля 1819 г. Пушкин после болезни уехал в деревню, вооруженный всеми теми представлениями, о которых мы вкратце рассказали. Стихотворение «Деревня», подготовленное, как мы теперь говорим, идейно, должно было родиться поэтически. Для этого надо было, чтобы огниво ударилось о кремень. Таким кремнем оказались ужасы помещичьего самоуправства, которые Пушкин увидел сам или о которых услышал в Псковской губернии. Они произвели на него столь сильное впечатление, что и через 15 лет он не забыл о них (№ 23) …

Генерал-губернатор рижский, псковский, лифляндский, эстляндский и курляндский маркиз Ф. О. Паулуччи докладывал по начальству: «В Псковской губернии помещичьи крестьяне по совершенно беззащитному положению своему внушают искреннее участие. Отечественное законодательство предоставило их с весьма малым ограничением произволу помещиков, которые, большей частью вышед в малый чин в государственной службе, потому что по непросвещению своему не могут надеяться занять когда-либо важных степеней, возвращаются в свои поместья и стараются над бедными, подвластными им поселянами поселить страх, заменяющий им в глуши деревни уважение света».

Почти все свое время псковские крестьяне проводили на помещичьей барщине. Собственные наделы их не кормили, да и обрабатывать их было некому и некогда; кустарные промыслы хирели. Еще в 1812 г. крестьяне дворянина Бухвостова слезно жаловались, что владельцы привели их «в крайнее разорение и домы отобрали от некоторых, себе построили сельцы и некоторых взяли в господские дворы, а имущество отобрали в свои пользы». Порховский помещик Кашталинский в 1818 г. увеличил оброк с 11 до 25 тысяч и потребовал уплаты за два года вперед с дополнительными натуральными и денежными платежами. Угрозами и насилием он вынудил крепостных уплатить сразу 61 746 руб. Отчаявшиеся бедняки послали ходоков в Петербург и в Царское Село к «царю-батюшке». Крестьяне Кашталинского несколько раз силой останавливали экипаж царя, когда он пересекал Псковскую губернию, умоляя «отобрать» их у помещика и «принять в казну». Часть их укрылась в псковских лесах, покинув свои деревни. Для вида власти кое-что предприняли: в усадьбу Кашталинского была введена воинская команда, имение передано в опеку. Но едва крестьяне чуть-чуть поуспокоились, все вернулось к прежнему положению: Кашталинский оказался неуязвим.

Крестьянские семьи безжалостно разлучали, продавая баб и мужиков поодиночке на фабрики и заводы. Сосед и знакомый Пушкиных H. С. Креницын продал на чугунный завод Берда 50 мужчин и 39 женщин. Между прочим, по инициативе Н. И. Тургенева в Государственном совете обсуждался вопрос о запрещении продажи крестьян без земли. Приняли «соломоново решение»: не запрещать.

В 1819 г. совсем неподалеку от Михайловского помещик забил крестьянина насмерть. На суде (в числе свидетелей был двоюродный дед Пушкина П. А. Ганнибал) выяснилось, что «села Жирного помещик Александр Александров сын Баранов ‹…› крепостного своего крестьянина деревни Липотяги Григория Иванова наказывал немилосердным образом батожьями, от чего под наказанием тот Иванов в то же время и умер. Сверх того, тем Барановым еще два крестьянина так сильно наказываемы были, что находятся в отчаянности…» Четыре часа Иванова секли розгами несколько крепостных под надзором самого помещика, который то добавлял дубинкой, то поколачивал нерадивых слуг, слабо бивших. Пять раз подвозили тележки со свежими розгами, меняя сломанные пучки. Сенат Баранова оправдал, передав на покаяние властям духовным.

Как раз в те дни, когда Пушкин жил в Михайловском, в Великолукском уезде Псковской губернии слушалось дело о смерти крепостного человека помещицы Абрютиной. Четыре раза наказывала его хозяйка кнутом, «после чего приказала надеть на шею рогатку, а на ноги железы. «А сверх того и руки прикрепить к ножным кандалам крестообразно и цепью приковать к стене и давать ему ежедневно фунт хлеба с водой». В таком положении крестьянин продержался три дня, и умер в мучениях. Дело тянулось до 1824 г., когда помещицу оправдал Сенат. Не лучше крепостников вела себя и местная администрация. Порховский земский исправник Андреев, вымогая деньги при допросах, «вешал, привязавши за персты тонкой веревкой с наложенными на ноги и на шею колодками», бил розгами и батогами до беспамятства.

Ужасное впечатление произвела на Пушкина «деятельность» владельца села Богдановское, доброго знакомого материнской семьи, милейшего по видимости человека Д. Н. Философова. Владелец крепостного гарема, он не отпускал несчастных девушек от себя ни на шаг, путешествуя с ними в Петербург и даже к Святым местам. «Там девы юные цветут для прихоти развратного злодея» – это совершенно точная зарисовка положения дел в Богдановском.

В 15 верстах от Михайловского располагалось имение псковского предводителя дворянства А. И. Львова (его посещения отмечают Н. О. и С. Л. Пушкины в письмах к дочери). Между прочим, в 1826 г. этот Львов давал полицейскому агенту Бошняку (см. гл. VIII) сведения о Пушкине. Но гораздо ранее сыновья Львова «прославились» гнусным надругательством над крепостными девушками. Один из них отдал крестьянку, отказавшуюся с ним сожительствовать, на расправу псам, и они ее растерзали. Еще несколько примеров: помещик Горяинов ввел в своем имении (близ г. Острова) право первой ночи; в 1814 г. убит отчаявшимися крестьянами псковский землевладелец Окунев; тогда же подожгли дом помещика Худякова…

Теперь перечитайте «Деревню», и вы увидите, как сумел ее автор соединить учение Н. И. Тургенева с опытами жизни. Художественное исследование крепостничества, так и не попавшее в журнал «Россиянин XIX века», потому что он не вышел в свет, оказалось едва ли не убедительнее всех иных способов доказательства. «Витийства грозный дар» был не только у тех, которые «витийством… знамениты», но и у самого Пушкина. Не забудем при этом и первую, идиллическую часть антикрепостнического гимна свободе,