Жизнь Пушкина, рассказанная им самим и его современниками - Коллектив авторов

Но сквозь надменность эту я читал

Иную повесть: долгие печали,

Смиренье жалоб… В них-то я вникал,

Невольный взор они-то привлекали…

Но это знать графиня не могла

И, верно, в список жертв меня внесла.

Теперь, когда мы знаем, что он знал печальную повесть Екатерины Александровны Стройновской, своей ровесницы, совсем недавно еще Катеньки Буткевич, соседки Пушкиных по Коломне, в этих строках все более или менее ясно. Но если не знать, разве угадаешь такое?..

Петр Александрович Плетнев писал историку Лицея Я. К. Гроту в 1846 г.: «Домик в Коломне для меня с особенным значением. Пушкин, вышедши из Лицея, действительно жил в Коломне. Здесь я познакомился с ним. Описанная гордая графиня была девица Буткевич, вышедшая за 70-летнего старика графа Стройновского (ныне она уже за генералом Зуровым). Следовательно, каждый стих для меня есть воспоминание или отрывок из жизни». Для Пушкина тоже было так. Н. О. Лернер довольно решительно утверждал, что Стройновская – прототип Татьяны Лариной в ее позднюю «генеральскую» пору. Конечно, с прототипами в «Евгении Онегине» все по-иному: их нет – по крайней мере «в чистом виде». Но какие-то черты, какие-то детали, какие-то истоки образа, наконец, восходят к конкретным лицам. Когда знакомишься с биографией Екатерины Александровны, становится ясно, что она имеет право на звание «прототип Татьяны» не меньшее, чем Е. К. Воронцова, А. П. Керн, и тем более Н. Д. Фонвизина или Д. Ф. Фикельмон.

6 августа 1799 г. в семье генерал-лейтенанта командующего Белозерским полком Александра Дмитриевича Буткевича родилась дочь Екатерина. Как раз тогда Павел I и назначил суворовского воина генерала Буткевича шефом белозерцев. К тому времени генерал Буткевич был женат уже третьим браком (первая жена его умерла; со второй он развелся после бурных историй, оставив ей детей) на совсем юной Марии Семеновне Бинкевич. С 1795-го по 1804 г. она родила ему восьмерых детей. Петербургский дом его находился в Коломне в приходе Покрова, на углу Большой Садовой и Фонтанки. С самого раннего возраста дочь Екатерина выказывала свой сильный характер: не принимала участия в детских играх, любила кататься только на «тройке», впрягая в сани братишку и двух сестренок (Лернер моментально находит аналогию: «дитя сама, в толпе детей играть и прыгать не хотела», но подождем с аналогиями). Когда исполнилось ей лет 16, т. е. совсем незадолго до появления на Фонтанке некоего лицеиста, в нее страстно влюбился молодой граф Александр Татищев. И она полюбила его горячо. Их считали женихом и невестой. Но когда подошло дело к развязке, старый граф Татищев решил, что генеральская дочь из многодетной небогатой (всего 600 душ) семьи сыну не пара. Дело разошлось. По понятиям того времени, Екатерина Александровна была чуть ли не опозорена – как покажешься в гостиных, если все только и делают, что судачат на твой счет. Старику Буткевичу поехать бы к Татищевым и, смиря гордость, поговорить, но он не смог сделать этого. Дочь, видно, характером в него пошла – «где была горда», как заметил Пушкин. Не только кланяться отец не стал, но сыновьям графа Татищева тотчас отказал от дома. Необыкновенная красота «невыданной» невесты лишь увеличивала злорадство матушек и тетушек.

Тут-то все круто переменилось. Позвали однажды трех девиц Буткевич в гости к родственникам и представили им семидесятилетнего сенатора, миллионера Валериана Венедиктовича Стройновского. Им, конечно, и невдомек было, что перед ними старец-жених. Но он явился именно с этой целью. Небывалая, на вид несколько холодноватая и правильная, но обещавшая скрытый темперамент красота Екатерины Буткевич, ее стройная высокая фигура, врожденное благородство движений, заставляющее сравнивать ее с греческой богиней, давно уже пленили графа – тонкого знатока женских сердец и ножек. Блестяще образованный, сверх возможного богатый, ученый-медик, писатель, он пользовался, можно сказать, европейским уважением и в молодых летах бешеным успехом у женщин в Польше и в Австрии, где он живал. Долго ли, коротко – граф сделал предложение. «Согласие родителей было, казалось, обеспечено, но как добиться согласия невесты?» – риторически спрашивал в своих мемуарах племянник Екатерины Буткевич-Стройновской, сохранивший все эти подробности. А вот как: ее молила мать, а ей было все равно – и так хоть в петлю (Н. О. Лернер, как вы уже догадались, вспоминает: «Меня слезами заклинаний молила мать» и «для бедной Тани все были жребии равны»). Так вот, мать действительно со слезами и на коленях объяснила дочери все сложности положения семьи и уверила, что жертва ее будет на пользу отцу, сестрам и братьям. Екатерина Александровна холодно согласилась, не проронив ни слезинки. Генерал не поверил жене, когда она сообщила ему об этом. Он призвал дочь, обнял ее и думать запретил о подобных вещах. Однако Екатерина Александровна понимала, что делается у него на сердце, и виду не показала, будто приносит жертву: понравился ей галантный кавалер екатерининских времен – и все тут. Скоро дело было слажено.[48]

В 1817 г., как раз когда лицеистов выпускали «на волю», состоялась свадьба в Коломне – в храме Покрова, что на углу Большой Садовой и Фонтанки. Екатерина Буткевич вышла из церкви графиней Стройновской. Вскоре после этого и встречал ее у Покрова, уже графинею, молодой сын соседей и знакомых Пушкин. Знал ли, что творится на сердце у нее? Или непостижимым образом, один в целом свете, догадался? Перемолвились ли они словом когда-нибудь? Или только раскланивался Пушкин с нею, что несомненно, если вспомнить письмо Надежды Осиповны? Мы не знаем и гадать не будем…

Автор недавнего очерка о Стройновской Б. Матвеевский («Литературная Россия», 1985, № 47, 22 ноября) предполагает, что ей посвящены строки «Езерского»:

Вам должно знать, что мой чиновник

Был сочинитель и любовник.

Свои статьи печатал он

В «Соревнователе». Влюблен

Он был в Коломне по соседству…

К ней же Б. Матвеевский относит и четверостишие 1820 (?) г. К. А. Б.*** (предполагается: Катерине Александровне Буткевич):

Что можем наскоро стихами молвить ей?

Мне истина всего дороже.

Подумать не успев, скажу: ты всех милей;

Подумав, я скажу все то же.

Однако убедительных подтверждений этой версии пока нет. Да и в 1820 г. Катенька Буткевич уже три года как была Екатериной Александровной Стройновской.

Брак Стройновских, по-видимости, казался счастливым. Валериан Венедиктович умел увлечь жену блестящей беседой, воспоминаниями о былых вельможах и чудаках; поразить необычайными разносторонними познаниями и чтением французских стихов. Были, конечно, у него и слабости, но вполне простительные: любил сочинять ужасно длинные стихи по-польски с латино-французскими примесями и с помощью друзей и знакомых переводить их на русский язык; еще обуревала его склонность всех лечить – не будучи практическим врачом, он выписывал бесконечные рецепты и трогательно справлялся, помогло ли. Впоследствии, когда, разорившись, он жил в деревне, хитрые крестьяне не без ловкости пользовались этой причудой старого барина.

Пробовал он вывозить жену в свет, но неудачно: она пользовалась слишком большим успехом. Первый же контрданс протанцевал с нею император Александр Павлович, а затем опасные бальные «львы» соперничали друг с другом за внимание молодой графини. С тех пор она сидела дома. Только в 1823 г. бог дал Стройновским единственного ребенка – дочь Ольгу. Болезненная, слабенькая, она доставила матери много радости, но немало и тяжелых минут. Вскоре после ее рождения удача и благополучие изменили графу. Он имел адвокатскую практику, зарабатывая этим много денег, и вот его обвинили в том, что как сенатор он потворствует в неправых делах людям, которым сам же небесплатно помогает как адвокат. Это означало крах карьеры. Граф был отставлен – хорошо еще, что без суда и следствия. Тут как раз он проиграл какую-то тяжбу – пришлось уплатить миллион. Продав петербургский дом, изумительное собрание картин и предметов роскоши, перебрались на жительство в новгородскую деревню. Граф по-прежнему занимался литературой, лечил с переменным успехом крестьян, хозяйничал. До бедности было, конечно, далеко,