Инженер Империи. Дальний Рубеж - Виктор Ступников

Я неплохо понимал принцип работы всех этих шестеренок, и сейчас им нужен был небольшой импульс для более верного хода.

Металл под моими пальцами был мёртвым и холодным. Я закрыл глаза, отогнав шум стройки за стенами, и сосредоточился на пустоте внутри — той самой, что осталась после ритуала и теперь наполнялась новой, холодной силой. Я представил её не огнём и не светом, а густой, тягучей субстанцией, похожей на чистейшую олифу. Я позволил ей медленно сочиться из кончиков пальцев, впитываться в застывшее железо.

Сначала ничего не происходило. Лишь собственное натужное дыхание и скептический взгляд Геннадия, тяжело лежавший на мне. А потом… послышался едва уловимый щелчок. Тихий, еле слышный скрежет. Маховик, с которым только что боролся Сашка, дрогнул и с легким, почти ласковым шипением провернулся на четверть оборота. За ним слаженно, без прежнего надрывного скрипа, сдвинулись шестерни в открытом механизме привода. Они будто вздохнули, сбросив с себя оковы ржавчины и многовековой усталости.

Сашка ахнул и отпрянул. Геннадий вытаращил глаза, его сморщенное лицо выражало чистейшее недоумение, граничащее с суеверным страхом.

— Как вы… — он начал и запнулся, не в силах подобрать слова. Он потянулся к механизму, дотронулся до шестерни, будто проверяя, не померещилось ли ему. Металл был чуть теплее и, главное, гладкий, отполированный тысячью циклов работы, а не ободранный и шершавый.

Геннадий смотрел на меня уже не как на барина, а как на колдуна или святого. В его взгляде страх смешался с проблеском надежды.

— Ваше сиятельство… Этому… можно научиться?

— Нет, — ответил я честно. — Но этому, — я указал на оживший агрегат. — можно найти замену. Ты сказал, угля мало. А дров? Лес вокруг нас, его хватит на десятки зим.

— Хмм… — старый механик задумчиво почесал затылок. — А ведь и то верно, ваше сиятельство. Вот пустая башка, — он с силой ладошкой ударил себя в лоб.

— Насчет дурмана не переживай, — успокоил я его. — Это дело я беру на себя.

И про себя задумчиво добавил:

— Есть у меня одна мадам, обязаная мне жизнью.

Глава 17

Когда я отвозил Анну де Нотель домой, она по дороге мне рассказала, что у её семьи есть несколько наёмных убийц, профессионально защищающих близлежащие окрестности от оживших. Вот только не из благородных целей, а вполне меркантильных — ради дурмана. Вот только за очистку семейство Юлославских с них дерет три шкуры, поскольку являлись монополистами в нашем регионе. А вести в соседний дурман на переработку было и дорого, и большая часть добытого в дороге гибла. Этим я и планировал воспользоваться, предложив свои услуги.

Я оставил Геннадия и его подмастерье налаживать оживший механизм под их неусыпным и внезапно воодушевленным взором. Их сомнения сменились жадным любопытством. Теперь у них была цель, выходящая за рамки простого выживания — понять, заставить работать, творить.

Воздух снаружи, наполненный грохотом и ударами, показался еще более яростным после гробовой тишины завода. Но теперь этот шум был музыкой не только сопротивления, но и созидания. Два фронта — стена и завод — были равно важны.

Я направился в свой кабинет в поместье. Мне нужна была тишина, чтобы сосредоточиться. Чтобы вспомнить каждую деталь того разговора с Анной де Нотель. Каждый поворот дороги, каждое ее слово, произнесенное усталым, но четким голосом в машине.

Я закрыл глаза, отсекая внешний мир. Внутренняя пустота, заполненная холодной силой, отозвалась легким гулом. Память стала кристально ясной.

«Семья Юлославских… Их люди контролируют все заводы по переработке дурмана на севере. Они берут шестьдесят процентов от партии. Шестьдесят! Или чистое золото. Это круг. И мы все в нем заперты».

Ее голос был полон горечи. Горечи человека, который знает цену этой системы и вынужден в ней существовать.

Я открыл глаза. План, сырой и рискованный, начал обретать форму.

Анна была обязана мне жизнью. Но одного чувства долга было мало. Нужно было предложить ей и ее дому нечто такое, что перевесило бы риск гнева Юлославских — могущественной и безжалостной семьи. Мне нужен был козырь.

Я подошел к грубому столу, нашел относительно чистый лист бумаги и ручку. Письмо должно было быть коротким, ясным и неоспоримым.

«Мадам де Нотель. Наше последнее путешествие показало,что старые соглашения более не служат интересам наших домов. Юлославские душат нас всех своей алчностью. Я предлагаю новое соглашение. Я беру на себя очистку всего дурмана, который ваши люди смогут добыть. Моя цена — двадцать процентов. Никакого серебра. Очищенный продукт будет возвращаться вам в полном объеме, готовый к использованию или продаже. Качество гарантирую. Оно будет выше, чем у Юлославских. Это не только сэкономит ваши ресурсы,но и ослабит нашего общего врага. Я направляю к вам своего человека. Решайтесь. Будущее не ждет. С уважением, Ваш сосед и союзник.»

Кого послать? Это должен быть быстрый, незаметный и хладнокровный человек. Не Немиров, не рабочий. Кто-то, кто умеет двигаться бесшумно и говорить еще тише. Или не вызовет подозрений при встрече.

В этот момент в дверь постучали. И в щелке двери показалась Маша.

— Не отвлекаю, Миш? — поинтересовалась сестра.

И я расплылся в довольной улыбке.

— Моя дорогая, а не хочешь ли ты попроведать свою добрую подругу — Анну де Нотель? Вы, кажется, отлично поладили в прошлый раз.

Маша замерла на пороге, ее живые, умные глаза мгновенно оценили мое выражение лица — ту смесь усталой решимости и расчетливой хитрости, которая стала моей второй кожей. Она не была удивлена предложением. В нашем новом мире неожиданные поручения стали нормой.

— Поладили — это верно, — она мечтательно улыбнулась, переступая порог и закрывая за собой дверь. Она подошла к столу и скользнула взглядом по письму. — Что я должна ей передать? Или просто навестить несчастную узницу в ее золотой клетке?

— И то, и другое, — я протянул ей листок. — Прочти. Суть в том, чтобы предложить ее дому сделку. Мы беремся очищать их дурман за двадцать процентов, а не за шестьдесят, как Юлославские.

Маша быстро пробежала глазами по строчкам, ее брови поползли вверх. — Миш, это… дерзко. Очень. Юлославские сожрут нас с потрохами, если узнают. А они узнают.

— Они и так захотят нас сожрать, когда узнают, что завод опять в работе. Разница лишь в том, что теперь у нас появился шанс перекусить их сеть