Роковые вопросы. Русские писатели против Запада - Николай Николаевич Страхов

Видя в «Легенде» выражение такого полного отчаяния и предполагая даже, что сам автор «Легенды» испытывал в себе порывы такого отчаяния, критик затем ищет выхода из этих печальных мыслей. По его мнению, они порождены европейским духовным развитием, как жизнью, которая, бывши некогда христианскою, «потом обратилась к иным источникам бытия и жизни». «Вот уже более двух веков минуло, – говорит критик, как великий завет Спасителя: «ищите прежде царствия Божия и все остальное приложится вам» – европейское человечество исполняет наоборот, хотя оно и продолжает называться христианским».

Затем г. Розанов начинает излагать недостатки современной жизни Запада, характеризует дух романской Европы и католичества, дух германского племени и протестантства, и кончает характеристикою славянства и православия, как стихии, в которой возможно найти примирение душевных сил и спасение от отчаяния. Одним словом, если употребим давно установившуюся формулу, мы должны сказать, что г. Розанов славянофильствует, излагает некоторое славянофильское исповедание убеждений.

Пусть читатели сами вникнут в эти рассуждения, писанные с большим воодушевлением, и если страдающие иногда преувеличениями и неточностию, то всегда, однако же, оживленные чувством и мыслию. С своей стороны мы прибавим лишь одно общее замечание. Г. Розанов, очевидно, принадлежит к людям, которые выросли на Достоевском. Таких людей, конечно, множество; все молодые люди последних двенадцати и пятнадцати лет прошли через Достоевского. Такова привлекательность этого писателя, а благодаря усердию издателей, можно сказать, что нет у нас другого писателя, который бы так всем был доступен, так всеми читался. Между тем, что такое Достоевский? В той или другой степени, в том или другом виде, это – славянофил, это очень горячий сторонник славянофильства. Недавно к славянофилам стали причислять К.Н. Леонтьева, очень мало читавшегося; почему же не вспомнят о Достоевском? Относительно Леонтьева вышли по этому поводу пререкания, которых, кажется, не было бы относительно Достоевского.

Когда поднялись споры о положении славянофильства (продолжающиеся и до сих пор), А.Н. Пыпин подвел в «Вестнике Европы» следующий итог, определяющей это положение:

«Г. Милюков, быть может, слишком поторопился хоронить славянофильство. Если его нет в подлинном старом составе его учений, то, с одной стороны, Данилевский (хотя бы и не вышедшей непосредственно из славянофильства) имеет множество поклонников, и его книга признана новым, истинным кодексом славянофильства; с другой – г. Соловьев находил, что – «умерла ли выделившаяся из славянофильства универсально-религиозная идея, – этот вопрос, произвольно решенный П.Н. Милюковым, еще подлежит высшей инстанции». Наконец, фактически сохраняют свое значение (хотя с разными оттенками) взгляды старого славянофильства на славянский вопрос, которые поддерживаются славянскими благотворительными комитетами.

Особую вариацию провиденциальных теорий представляют взгляды Леонтьева, – соседние, но не сливающееся со славянофильством».

Итак, слава Богу, славянофильство еще существует, имеет даже свой кодекс и представляет, как тому и следует быть, разные «вариации», «оттенки», взгляды «выделившиеся», «соседние» и т. п. Почему бы не причислить сюда и Достоевского, положим, даже как представителя только «соседних взглядов»? А тогда пришлось бы поставить на счет и все необозримое множество его «поклонников».

Славянофильство есть просвещенный, идеализированный патриотизм, и, нужно полагать, он уже никогда не заглохнет у нас ни в грубом и слепом патриотизме, ни в безжизненном космополитизме.

Толки о Л.Н. Толстом

Толки о Л.Н. Толстом продолжаются. Начались эти толки уже давно, вскоре после окончания «Анны Карениной»; они быстро усилились и потом стали постоянным, непрерывным явлением. Мы к ним даже совершенно привыкли и уже не замечаем, как много тут удивительного, ничуть не думаем, что перед нами, может быть, происходит событие величайшей важности. Припомним, когда же бывало что-нибудь подобное? Малейшие известия о том, что пишется и как живется в Ясной Поляне, газеты помещают наравне с наилучшими лакомствами, какими они угощают своих читателей, то есть наравне с политическими новостями, с пожарами и землетрясениями, скандалами и самоубийствами. И мы потом ежедневно треплем своими языками имя знаменитого писателя с неменьшим усердием и обыкновенно с таким же хладнокровием, как имена Бисмарка или Вильгельма II. Но мы знаем, на этой болтовне дело не останавливается. У многих, особенно у молодых людей, на Л.Н. Толстого устремлено серьезное, душевное внимание.

И это не у нас только дома. Известность Л.Н. Толстого стала истинно всемирной; о нем пишут и за ним следят во всех образованных странах. Каждая его новая повесть сейчас переводится на разные языки, каждая театральная пьеса ставится на сцене, переводится каждая страница даже старых неконченных рукописей, как-нибудь попавшая в руки ревностных почитателей, переводятся и чужие рассуждения, которые он одобрил и снабдил своим предисловием. И это делается никак не по одной усилившейся фабрикации праздного чтения. Во Франции, в Германии, в Англии, в Америке – везде писания Л.Н. Толстого возбуждают живейший интерес, порождают толки и споры. Может быть, со времен Вольтера не было писателя, который производил бы такое сильное действие на своих современников.

Тут есть чему подивиться и о чем задуматься. Правда, бывает слава фальшивая, бывают всесветно громкие имена, которые потом забываются; но обыкновенно человечество не ошибается в своей любви и в своем удивлении. Упорно и неотвратимо привязываются умы к тому имени, под которым им почуялось истинное величие, явился предмет, достойный истинного поклонения. Вот почему поэт так решительно сказал:

И нам уж то чело священно,

Над коим вспыхнул сей язык.

Славное имя всегда есть любопытная задача для наших мыслей. Иногда в прославлении обнаруживается только настроение читателей и зрителей, создающих себе кумира по своему вкусу; но обыкновенно даже сумасбродный энтузиазм, даже фанатическое гонение или превознесение какого-нибудь человека имеют свое основание в самом этом человеке и его деятельности. Если мы станем старательно вникать в дело, мы почти всегда откроем в нем важный вопрос, глубокий поворот умов или обнаружение душевных сил, далеко превосходящих обыкновенную меру.

Единый дух во всей деятельности

Отчего так знаменит Л.Н. Толстой? На этот вопрос многие сейчас так ответят: оттого, что он написал гениальные художественные произведения, «Войну и мир», «Анну Каренину». Это настоящая причина его известности; без этого никто не обратил бы внимания на те плохие рассуждения, которые он стал потом писать. Он прославился именно как великий художник, и вот теперь носятся с каждой страницей, которую он напишет, разбирают его наставления, принимают их в руководство для жизни, хотя все эти писания ничего не стоят и составляют для него просто стыд, а не славу. Так отвечают одни, а