Калиакрия - Владимир Виленович Шигин

– Старый Гассан прилип к Очакову, что банный лист. Даже не лист, а, как шпанская муха!

Между тем уехал лечиться раненный Суворов, еще раньше убыл на Балтику Поль Джонс, вызвавший неудовольствие князя своим независимым нравом. Затем настала очередь Нассау-Зигена, которого Екатерина отозвала воевать со шведами.

Из мемуаров переводчика канцелярии светлейшего Цебрикова: «…Принц Нассау-Зиген, командовавший флотилиею лиманскою и одержавший над турецким флотом троекратно победы, уехал в Варшаву, с досады более, нежели по болезни. У него начали власть командира уменьшать, от чего разные появились оплошности на флотилии, как выше сего означено. Также послужило причиною его отъезду и то, что когда императрица прислала к князю светлейшему несколько разных шпаг для раздачи отличившимся храбростию воинам, князь светлейший велел принцу Нассау сказать, что и он получит, по воле монаршей, одну, которой, однако, принц Нассау не получил, и когда восемнадцать суден из Очакова проехали и принц Нассау появился у князя светлейшего, то сей изъявил ему удивление при самом входе, что он слепым учинился и ничего не видит. Отъезд же принца Нассау приписали трусости, потому-де, что теперь лишь только приходит время показать храбрость и неустрашимость – и светлейший князь сказал на сей его отъезд: „Славны бубны за горами“. Рибас (Осип Михайлович) давно уже страдает политическою болезнью, поелику он теперь не может исполнять должность дежурного бригадира, то избраны два генерала, попеременно дежурствующие. Рибас с досады заболел, потому что князь посылал его туда справляться, где выстрелило, как, кто и проч., куды-де должно посылать унтер-офицера и он-де от сей одной езды натер себе в задней мозоли».

Следом за Нассау-Зигеном удалился из осадного лагеря и принц де Линь.

Последнему отъезду Потемкин был рад.

– Эти союзники, – говорил он в близком кругу, – мне осточертели! Во все вмешиваются, все критикуют и осуждают, хотя сами не знают ни черта!

* * *

После кровавой вылазки 27 августа турки не показывались в поле до 6 сентября. За это время на правом крыле была заложена новая параллель, а к 1 сентября окончено сооружение шести новых батарей, что и вынудило турок сделать очередную вылазку. Эта диверсия была отбито без особого урона для наших войск, не считая того, что бомбой разорвало несколько зарядных ящиков и ранило три десятка человек. В ответ на следующий день со всех российских батарей был открыт огонь по крепости.

Турки тоже в долгу не остались. В ответ стоявшие у Березани их канонерские лодки и бомбарды, снялись с якоря и с пальбой пошли к берегу.

Из мемуаров переводчика канцелярии светлейшего Романа Цебрикова 31 июля «Турецкий флот опять поутру появился. Он стоял верст на 15-ть, но один на пикете бывший корабль гораздо к нам вперед подался. После обеда турецкий флот гораздо приблизился и не более как верст на 5-ть от нас расположился в линию. Стоявший на пикете корабль очень близко подъезжал к нашему, на выстрел от Очакова стоявшему флоту, но после удалялся. На нем знамя было капитан-пашинское, и его самого чают там быть. Какая отвага с его стороны! …Пред захождением солнца еще ближе подошел к берегу турецкий флот. Какое множество линейных кораблей, фрегатов, бомбардов, кирланчичей в сравнении нашей лиманской флотилии. Посмотря на турецкий флот, представляется зрению некая величественность, но на наш – мелкость – Голиаф и Давид. Опасаясь, чтобы турецкий флот не поподчивал нас ядрами 40-ка, 50-ти и 80-ти фунтовыми, как-то известно по рапорту контр-адмирала графа Войновича, который между прочим в оном писал, что пущенное из турецкого флота, во время сражения 3-го июля, одно каменное ядро было весом в 100 фунтов, которое между другими на нашем судне найдено, – велено было ввечеру подвинуться главной квартире с полверсты назад. Большая часть обоза перевезена была человеческою силою, потому что лошади находились в табуне верст на 20 от нашего стана. Сколько замешательств… беспокойств, браней, неудовольств».

Навстречу турецкому флоту немедленно двинулась наша гребная флотилия. Назревало большое сражение, но турки, решив не искушать судьбу, повернули вспять.

На радостях наши заложили еще две батареи на левом крыле.

* * *

Тем временем не дремали греческие корсары, гонявшиеся по всему Черному морю за турецкими шхунами. От них и стало известно, что Эски-Гассан вынашивает замысел высадить под Очаков большой десант и деблокировать крепость.

Светлейший вызвал к себе своего любимца генеральс-адъютанта Дмитрия Сенявина, только вернувшегося из поездки с письмом в Петербург.

Двадцатипятилетний щеголь и красавец был представителем славной морской династии Сенявиных, являвшей образцы мужества еще со старых петровских времен.

– Пришло время тебе Митрий поразвлечься, хватит штаны по палаткам просиживать! Готов ли на дело бойкое?

– Только о таковом и мечтаю! – мотнул головой генеральс-адютант.

– Тогда мчись в Севастополь, бери там под свою руку эскар легкий и на всех парусах к берегам Анатолии, где старый Гассан десант свой собирает. Наведи там шорох вселенски и наделай побольше шума! Заодно посмотри, как воюют наши корсары греческие, не обманывают ли казну? А чтобы тебе веселей плавать было, жалую тебя чином капитана 2 ранга!

Через час новоиспеченный капитан 2 ранга уже мчался в Севастополь, а через несколько дней во главе эскадры в пять легких судов пересекал Черное море.

Три недели отряд крейсировал в районе Синоп – Керасу. 19 сентября у Синопа отряд Сенявина встретил пять турецких судов. Корсары устремились за самым крупным, но судно имело хороший ход и легко уходило от погони. Тем не менее, его перехватили корабли капитана Ганале и прапорщика Марингопуло, взявши в два огня. Турки отчаянно сопротивлялись, они отразили две попытки абордажа. Отстреливаясь, они стали отходить к Синопу, но наскочили на риф. Корсары набросились на добычу, но тут открыли огонь пушки с береговой батареи. Корсарам пришлось отойти, оставив приз на камнях. Из других кораблей один был захвачен прапорщиком Скандараки, остальные бежали под покровом наступившей темноты.

– Большому делу малый почин сделан! – вспомнил Сенявин слова великого Петра и повернул к порту Бонне, где по рассказам пленных турок снаряжалась морская экспедиция на Очаков. По пути к Бонне, корсары захватили судно со смолой и пенькой. Приз сожгли, а его команде удалось бежать на шлюпках на берег. На следующий день заметили четыре мелексы, послали к ним барказы, удалось захватить два судна. Груз оказался копеечным – пенька да сушеные фрукты. Мелексы вместе с грузом сожгли. 22 сентября отряд на подходе к Бонне сжег еще одну мелексу, но тут с берега открыла огонь турецкая пушка.

На подходе с мыса по судам ударила пушка. Сенявин обиделся:

– И