Отречение. Роман надиктован Духом Эммануэля - Франсиско Кандидо Хавьер

— Я знаю, хозяин, но прошу вас, ради Бога, не уничтожать моего ребёнка, сегодня мы найдём решение проблемы.

Дон Альфонс согласился, а несчастный слуга вернулся к себе. После разговора с женой, поплакав вместе, они решили призвать к доброте Мадлен, чтобы она помогла их ребёнку. Они размышляли о крайних трудностях благородной добродетельницы и, не решаясь говорить в открытую, решили позвать малышку Алкиону, которая, конечно же, поможет им со всей своей детской нежностью.

Идя навстречу их просьбе, грациозная девочка с любопытством подошла к импровизированной колыбели.

Долорес собралась с силами, чтобы не расплакаться, и сказала:

— Я хотела, чтобы ты пришла к нам, Алкиона, и чтобы я могла сказать тебе, что малыш принадлежит тебе и твоей маме!

Огромная радость просветила её взор, оставляя в нём, однако, место некоторому недоумению. Ничего не говоря, она раскрыла свои маленькие ручки в возвышенном выражении нежности. Жан-де-Дье укутал своего ребёнка в кружевную шаль, которую Мадлен им когда-то подарила, и помог Алкионе нести ребёнка. Алкиона ликовала. С большими предосторожностями она вернулась к себе, вызвав материнское восхищение.

Жена Сирила была очень удивлена. Лучась от радости, Алкиона показала ей ребёнка, прошептав:

— Думаю, что журавль уронил ребёнка в дурном месте. Бог не послал его Долорес, потому что она сказала, что он мой и ваш, мама!

— Это невозможно, — заявила Мадлен, тронутая любопытством.

Девочка показала, что ничего не хочет менять в подарке провидения, и произнесла:

— Aх, мама, не говорите так…

И словно ища защиты, она подошла к своей дорогой матери и сказала ей, полная нежности:

— Если вы мне его оставите, я больше никогда не буду просить у вас игрушек и буду носить его на руках, чтобы не причинять вам больше хлопот.

Мать полагала, что всё это — лишь детский каприз, и добавила:

— Мы не можем разлучить его с Долорес, дочь моя! Неужели у тебя хватило бы мужества видеть, как он плачет один, вдали от мамы?

Жан-де-Дье, с сердцем, утопавшем в слезах, следивший за разговором, видя, что Алкиона собирается ответить, попросил донью Мадлен внимательно выслушать его и серьёзно сказал:

— Мадам, ты понимаем ваши трудности; но у нас нет никого другого, кроме вас, кто пришёл бы нам на помощь. Возможно, вы не знаете, что слепые или ненормальные дети, рождённые от родителей-рабов, уничтожаются во всех сельских колониальных плантациях. Семья Эстигаррибия одобряют этот режим. И даже если Долорес не обладает стигматами рабства, я. К сожалению, ношу их на себе, как отец. Этим утром дон Альфонс вызвал меня к себе поговорить об этом и потребовал решить эту проблему.

— Но это же преступное распоряжение, — сказала дочь дона Игнация.

— Возможно, но такова традиция в колонии, где белые имеют детей, но где у чёрных дети — рабы. Может, я должен был бы жаловаться и защищать свои права, но я знаю, что это ни к чему не приведёт, скорее, меня сведут до положения раба и тяжёлых работ моей первой юности.

— Понимаю…

— И тогда мы с Долорес подумали попросить вас об этой жертве, поскольку вы единственная, кто может спасти этого малыша.

Мадлен подумала какой-то миг о трудностях содержания своего скромного дома, но, глубоко взволновавшись, она ни минуты не колебалась и ответила:

— Я не знала, что решение настолько серьёзно, но поскольку это так, вы можете рассчитывать на нас. Ваш малыш будет также и моим. Долорес будет приходить ко мне кормить его грудью, а за остальное будьте спокойны, малыш будет младшим братом моей Алкионы.

— Он будет вашим слугой, — прошептал Жан-де-Дье, вытирая слёзы благодарности.

— Он будет мне сыном, — поправила дочь дона Игнация, вернувшись в зал, где в любящих руках её дочери стонал ребёнок.

Она прижала его к сердцу. Она никогда не могла бы определить нежные чувства, охватившие её благородную душу. Она погладила его маленькую изуродованную ручонку, с нежностью поцеловала его. Новорожденный сразу же успокоился. И пока Жан-де-Дье выходил из комнаты, чтобы заняться своими повседневными делами, жена Сирила Давенпорта погрузилась в бездну серьёзных вопросов. Какова тайна малыша Долорес, который требовал к себе её материнской любви? Она внимательно смотрела на его грубые черты лица, изуродованные физическими дефектами, которые указывали и на его тягостную судьбу. Погружённая в море жестоких тревог, она молила Бога дать ей силы выполнить свою роль матери до конца. Она понимала величину жертв, которые это решение навяжет в повседневных делах. Однако, малыш, склонившийся к её груди, казалось, внутренне свидетельствовал ей свою бесконечную признательность. Она знала, что могла рассчитывать лишь на свои силы и на милосердие Божье.

Настал вечер, и как обычно, отец Дамиан пришёл к ней с визитом.

Чрезвычайно взволнованная, она рассказала ему о том, что произошло утром, указывая на необъяснимый характер подобной ситуации. Старый друг заметил:

— У Бога множество средств сближать души. Кто мог бы знать, откуда пришёл этот бедный ребёнок, с такими тягостными отметинами с самой колыбели? Будем же готовы выполнить все указания небесные и искренне поблагодарим материнский инстинкт, наполняющий ваше сердце!

Едва он закончил фразу, как в зал вошла Алкиона с ребёнком на руках. С любовью поприветствовав священника, она с большим усердием представила ему «своё дитя».

— Этого ребёнка, отец Дамиан, принёс с неба журавль для меня и моей матери. Посмотрите, какой он красивый!

Священник осторожно взял ребёнка, и когда малышка помогала ему правильно держать его на руках, он прошептал:

— Несомненно, это красивый мальчик, которого послал нам Бог.

Затем он внимательно посмотрел на него и спросил Алкиону после короткой паузы:

— Как его зовут?

Алкиона вспомнила историю, которой более всего восхищалась среди историй, которые её мать имела привычку извлекать из ирландских произведений, оставленных ей мужем. И повернувшись к ней словно спрашивая её одобрения, ответила:

— Это Робби.

— Очень красивое имя с родины твоего папы, — сказал священник, выказывая живейший интерес. — А почему ты выбрала его?

— А вы не знаете эту историю?

— Нет. Расскажи мне её…

Малышка Алкиона очаровательно сосредоточилась на своих мыслях и стала объяснять:

— Робби — это мальчик, которого журавль забыл на улице, когда все спали; затем его нашла одна очень добрая дама, которая воспитала его в уважении к Богу. Многие считали его невыносимым, потому что он был очень некрасивым, но он был так благороден и так скромен, что получил от Иисуса великую миссию.

— Отлично, Алкиона, я уверен, что Спаситель будет помнить и поддерживать нашего Робби.

Священник внимательно разглядывал ребёнка. Заметив дефект на глазах, он осмотрел также неподвижные ножку и ручку