Сталинград. Как состоялся триумф Красной Армии - Майкл К. Джонс

пропагандистских целях, чтобы показать, что защитники дома были небольшим отрядом, собранным со всех советских республик, и дружно сражались плечо к плечу. Однако подобное единство выглядит не слишком реалистичным. «На самом деле наш гарнизон состоял преимущественно из русских, – вспоминает Потанский. – А отношения с бойцами из других республик зачастую были крайне нелегкими. Командиром нашей артиллерийской части был армянин Николай Саркисян. Квадрат перед домом был усеян телами, и однажды ночью Саркисян приказал мне выйти из дома и убрать трупы. Это было совершенно бестолковым приказом: немцы постоянно запускали осветительные ракеты и меня очень быстро заметили. Раздалась пулеметная очередь, но я укрылся за грудой трупов. Я слышал, как в них врезались пули, но вскоре все затихло. Враг явно решил, что я мертв. Я пополз к окопу возле нашего дома, меня окликнули, и тут я понял, что Саркисян не подумал сказать мне пароль». «Мне повезло, – продолжает Потанский. – Если бы часовым оказался узбек или татарин, я был бы застрелен: они так плохо понимали по-русски, что было невозможно им что-либо объяснить. По счастью, часовой оказался русским. Он отвел меня к Наумову. «Потанский, – сказал он удивленно, – какого черта ты делаешь здесь?» Когда он услышал о приказе, отданном армянином, он тут же снял телефонную трубку: «Саркисян, е…ный умник! Какого черта ты послал парня на задание, не сказав ему пароля? Его чуть не убили!»

Солдатам Красной Армии импонировало то, как Павлов захватил дом, но при этом они также восхищались умением Наумова удержать его. Пропагандистское решение раздуть роль Павлова в его последующей обороне и совершенно вычеркнуть из нее Наумова стало значительной исторической несправедливостью.

«Отражая немецкие атаки, Наумов сражался плечом к плечу с остальными бойцами, – отмечает Потанский. – Он был истинным героем». Иван Щилаев соглашается: «Наумову даже не нужно было кричать: «За Родину!» Он сам был олицетворением этого призыва. Он всегда был в гуще боев, и его смелость передавалась остальным». Писатель Константин Симонов провел много времени с 13-й гвардейской дивизией в период битвы, и его повесть о боях за дома в Сталинграде «Дни и ночи» точно передает суть подобного руководства: «Пожалуй, сказать, что в эти часы он ими командовал, было бы не совсем верно. Он был рядом с ними, а они и без команды делали все, что нужно. А нужно было лишь оставаться на месте и при малейшей возможности поднимать голову, – стрелять, без конца стрелять по ползущим, бегущим, перепрыгивающим через обломки немцам».

Наумов отважно вел себя в боях, и его гибель произвела впечатление на каждого. 24 ноября гарнизону Дома Павлова было приказано развернуть атаку через площадь и отбить у немцев соседний опорный пункт «Молочный дом». «Это было очень сложной задачей, – рассказывает Щилаев. – Они сумели взять его, но у них не было достаточной огневой поддержки, и немцы быстро начали контратаку. «Молочный дом» представлял собой совершенно иное здание, и большая часть нашего гарнизона была убита и ранена. В ходе этого ужасного боя Павлова унесли на носилках, рядом с Ильей Вороновым, другим знаменитым защитником Дома Павлова, взорвался снаряд, в его теле обнаружили двадцать один осколок, но каким-то чудом он остался жив. Наумов пытался организовать действия бойцов, но был убит на глазах у всех».

Израненные остатки перегруппировались и отступили в Дом Павлова. Наумов погиб на дальнем конце площади, который теперь контролировали немцы. Но бойцы не могли бросить своего павшего командира. «Мы поклялись, что не оставим его тело, – вспоминает Потанский, – даже если погибнем все ради того, чтобы его забрать». Каждый выбрался наружу и медленно пополз через площадь. Когда немцы открывали огонь, бойцы прятались за телами убитых. Наконец они нашли Наумова. Потанский продолжает: «Охватившая нас радость тут же сменилась отчаянием. Мы не могли поднять его тело и оттащить его обратно к дому, не став при этом легкой мишенью для врага. Мы находились прямо у них под носом. Но одному из бойцов пришла в голову замечательная идея: использовать веревку. Мы обвязали Наумова несколькими длинными отрезками веревки и начали медленно и осторожно тащить его на нашу сторону площади. В конечном итоге мы внесли его в Дом Павлова. Мы положили его тело на шинель и отнесли в подвал, мы вырыли ему могилу и устроили надлежащие похороны. Солдаты стояли и плакали».

Щилаев отмечает: «Похороны Наумова стали крайне значимым моментом, хотя он и не упоминается в историях битвы. Они больше, чем что-либо другое, символизировали решимость не отдавать врагу Дом Павлова. Вскоре после этого капитан Драган прибыл с пополнением и принял командование».

Опорные пункты

Дом Павлова был опорным пунктом с обширной внутренней системой обороны. Чуйков объяснял, как работала эта система: «Центром сопротивления становились базовые позиции армии, включая несколько домов-«крепостей». Здания, особенно сооруженные из хорошего камня и кирпича, становились опорными пунктами и соединялись друг с другом траншеями».

Дом Павлова был укреплен в период, когда создавались центры сопротивления. «Раньше наши командиры проливали кровь бойцов, чтобы остановить немцев, мы предпочли использовать колючую проволоку», – говорил Чуйков Гроссману.

Армейский приказ номер 179 был издан 1 октября 1942 года: «Каждый окоп и каждый блиндаж должен быть укреплен, каждое здание должно стать неприступной крепостью. Для выполнения этой задачи должны быть возведены новые оборонные сооружения, здания и дома нужно превратить в огневые точки, оснащенные тяжелыми пулеметами, провести к ним линии связи и установить минные поля и колючую проволоку. Также наши опорные пункты должны быть оснащены противотанковыми ружьями и минометами».

Затем Чуйков приводит сильное сравнение, которое должно захватить мысли солдат: «Цель всех этих мер – сделать нашу оборону нерушимой, чтобы каждая свирепая атака фашистов разбивалась о наши укрепления, как морские волны о гранитную скалу».

Дом Павлова был соединен траншеями с другими опорными пунктами – Домом Заболоднева и мельницей позади него. Таким образом, Дом Павлова можно сравнить со скалистым мысом, выступавшим перед основными линиями обороны русских. Не случайно в приказе номер 179 он получил кодовое имя «Маяк». «Такое название абсолютно справедливо, – рассказывает Мережко. – Это была превосходная господствующая высота, с которой можно было простреливать территорию в радиусе одного километра».

Выбор Чуйкова был верным. «Я понимаю, почему наши командиры придавали такое значение этому зданию, – рассказывает один из его защитников. – С высоты четвертого этажа просматривалась не только вся площадь 9 Января, но и развалины позади нее. Он как бы втыкался в гущу немецких укреплений. Слева и справа от нас были немцы. И только позади нас у мельницы была территория, занятая нашими бойцами».

Мельница представляла собой