Я – мы – они. Поэзия как антропология сообщества - Михаил Бениаминович Ямпольский

угла действия образуется землей, а вертикаль – идущим человеком, увлекающим за собой этот угол» (Кайуа Р. Мимикрия и легендарная психастения // Кайуа Р. Миф и человек. Человек и сакральное. М., 2003. С. 97).

25

Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. СПб., 2004. С. 336.

26

Гумбольдт В. фон. О двойственном числе // Гумбольдт В. фон. Язык и философия культуры. М., 1995. С. 395.

27

«Двоичность сопровождает человека далее в осознании разделенности человеческого тела и тел животных на две равные половины с парными членами и органами чувств. Наконец, некоторые из самых величественных и ярчайших явлений природы, окружающие первобытного человека в каждый момент его жизни, предстают в качестве двоичных сущностей или мыслятся как таковые…» (Там же. С. 398).

28

Там же. С. 399.

29

Там же.

30

Weinrich Н. Tempus: The World of Discussion and the World of Narration. New York, 2024. P. 36. См. развитие идей Вайнрича: Jungbluth K. Deictics in the Conversational Dyad: Findings in Spanish and Some Cross-linguistic Outlines // Deictic Conceptualisation of Space, Time and Person / Ed. by F. Lenz. Amsterdam, 2003. P. 13–40.

31

Гумбольдт В. фон. Указ. соч. С. 400.

32

Франс Планк указывает, что эта работа Гумбольдта знаменует начало новой эры в лингвистике, правда наступившей 150 лет спустя после публикации. Новизна мысли Гумбольдта, по мнению Франка, заключается в отказе от исторических грамматических категорий и переходе на позиции «специальных комбинаторных практик» (Plank F. On Humboldt on the Dual // Linguistic Categorization / Ed. by R. Corrigan, F. Eckman, M. Noonan. Amsterdam, 1989 [= Current Issues in Linguistic Theory. Vol. 62]. P. 295).

33

Бубер М. Я и Ты. М., 1993. С. 9.

34

Витгенштейн Л. Голубая книга // Витгенштейн Л. Избранные работы. М., 2005. С. 356–357. О попытках Витгенштейна отбросить «я» как лингвистическую иллюзию см.: Bouveresse J. Le mythe de l’intériorité. Paris, 1976; Chauviré C. L’immanence de l’ego: Langage et subjectivité chez Wittgenstein. Paris, 2009; Child W. Two Kinds of Use of ‘I’: The Middle Wittgenstein on ‘I’ and the Self // Wittgenstein in the 1930s: Between the Tractatus and the Investigations / Ed. by D. G. Stern. Cambridge, 2018. P. 141–157.

35

Хайдеггер М. Бытие и время. М., 1997. С. 60.

36

Hottois G. Du sens commun а la société de communication: Études de philosophie du langage. Paris, 1989. P. 88.

37

Хайдеггер М. О поэтах и поэзии: Гёльдерлин. Рильке. Тракль. М., 2017. С. 11.

38

Гандельсман В. Вещи. Киев, 2023. С. 11.

39

Там же.

40

Rosset С. Le démon de la tautologie suivi de Cinq petites pièces morales. Paris, 1997. P. 11.

41

Витгенштейн Л. Tractatus logico-philosophicus // Витгенштейн Л. Избранные работы. C. 127.

42

Jullien F. Dé-coincidence: D’où viennent l’art et l’existence. Paris, 2017.

43

Jullien F. Ressources du christianisme. Paris, 2018. P. 73.

44

Дашевский Г. Как читать современную поэзию // Дашевский Г. Стихотворения и переводы. М., 2015. С. 144. Здесь уместно вспомнить Витгенштейна, настаивавшего на том, что местоимение «я» фальсифицирует идею личного опыта: «Одной из самых обманчивых репрезентативных техник нашего языка является использование местоимения „Я“, особенно тогда, когда оно употребляется для представления непосредственного опыта, как, например, „Я могу видеть эту красную полосу“» (Wittgenstein L. Philosophical Remarks. New York, 1975. P. 88).

45

Дашевский Г. Указ. соч. С. 146.

46

Там же. С. 147.

47

«Он довел романтическую линию до максимальной скрытности на поверхностном уровне и до максимальной резкости на глубинном уровне, и человеку, который захотел бы эту линию продолжать, ее продолжать просто некуда» (Там же. С. 147–148). Обсуждая Бродского с Татьяной Толстой и Авдотьей Смирновой в телепередаче «Школа злословия», Дашевский не очень убедительно попытался растолковать эту двойственность как комбинацию интенсивности и напора, с которыми говорится о тишине и покое: «…его стихи – они действительно из таких противоречивых составлены вещей, и он сам, скажем, говорит: это должно быть как тиканье часов, это должен быть неслышимый, невидимый голос и так далее, а говорит это с чудовищным напором. И в этом, собственно, есть весь Бродский. С чудовищной интенсивностью проорать: „Я говорю очень тихо, я молчу“. И те люди, которые слышат только одну сторону этого, не понимают сразу, в чем дело, или не видят этого в полном объеме» (https://brodsky.online/articles/dialog-pokoleniy-grigoriy-dashevskiy-ob-iosife-brodskom/). Такого рода объяснения мне не кажутся убедительными.

48

Дашевский Г. Указ. соч. С. 151.

49

Дашевский Г. Указ. соч. С. 153.

50

Там же. С. 152–153.

51

Георгий Кнабе в очень близких терминах описывал императив отказа от всякого «мы» в постсоветский период: «Но близился конец века, и внуки и правнуки решили, что с них хватит. Любое „мы“ – с человеческим лицом или с нечеловеческим лицом – рано или поздно перерастало в их глазах в то, другое „мы“, глобальное и тотальное, не оставлявшее места ни для какого „я“ – прежней органической и исходной клеточки бытия и культуры… И тогда все „мы“, все идентификации, все устойчивые деления на „свое“ и „чужое“ предстали как навязанные, угнетающие, опасные. Единственное, что можно было противопоставить, – это освобождающую всеобщую относительность и иронию» (Кнабе Г. С. Местоимения постмодерна. М., 2004 [= Чтения по истории и теории культуры. Вып. 40]. C. 9–10).

52

«Если пытаться описать обобщенного поэта постсоветского поколения, его во многом определяет невозможность до конца принять ни одну из ролей, о которых шла речь выше. Такой поэт, не верящий в свою исключительность, но все же говорящий о своем опыте – личном, социальном, эротическом, духовном, – частный человек» (Гулин И. В