Путь Инквизитора. Том третий. Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

— Дьявол, — лишь и мог сказать на то барон. Но он и сам понимал, что такое случится.

— Из всего посеянного соберём лишь половину, на полутора тысячах десятин и того не будет, — Продолжает Ёган. — Едва ли соберём половину от прошлогоднего. Если ячменя как-то соберём… И ржи соберём… Но на этот год без мы без пшеницы.

— И без овса, — добавляет Кахельбаум. — И без хмеля.

— Ах, да… Хмеля не будет совсем, — вспоминает старый слуга. — Погорел весь на корню.

Волков вообще-то очень рассчитывал на урожай этого года. Он молчит и думает о том, что Бог его опять милует: «Как вовремя продался дом в Фёренбурге. Выручил с долгами в этом году». Но по большому счёту дом лишь отсрочил его денежные проблемы. Уже следующей весной ему надо будет гасить некоторые займы. И это будут уже не проценты. А тут его от этих нехороших мыслей отвлекает управляющий:

— Господин барон, но в общем-то дело не совсем плохо.

— И что же у нас хорошего? — невесело интересуется господин Эшбахта.

— Я был вчера в Амбарах, смотрел наши склады, заодно поговорил с купцами, что там грузились… — Волков смотрит на него выжидательно. — Цены на пшеницу уже растут. В прошлом году было восемьдесят, восемьдесят пять крейцеров за пуд, и талер зимой, а нынче северяне дают за пуд уже талер двадцать.

— То есть ждать до февраля предлагаете? — Интересуется Волков.

— До февраля, до марта, — соглашается с ним Ёган. — Уверен, к весне будет два с половиной талера. Пшеницы-то нигде нет, ни у нас, ни во Фринланде… Пусто, всё погорело. А вот склады у нас есть. Надо бы ещё пару амбаров, да начать у нашего мужика сейчас скупать пшеницу, и мы зимой все потери отобьём.

— Да… — теперь поддакивает Ёгану Кахельбаум. — И не только у нашего мужика скупать, у всех в графстве и во Фринланде всё скупить. И мы ещё наживём серебра на этом неурожае.

«Люди такие разные, а вон как спелись».

— Ну, ладно, — наконец произносит генерал. — И сколько денег нужно на вашу затею?

— Ну, тысяч восемь-девять, у меня ещё есть три тысячи триста монет в казне, — говорит Кахельбаум. — Два новых амбара поставим за неделю, а пока начнём заполнять те, что пустые.

«Как у них всё просто. Восемь тысяч или девять». Но в общем, мысль была правильной. Они давно придерживали и пшеницу, и овёс до зимы, склады на берегу позволяли её хранить до лучших цен, но то больше для прибытка, а в этом году для того, чтобы хоть своё взять. Пожалуй, ему нужно было найти деньги.

— Хорошо, ставьте новые амбары и начинайте скупать зерно на те деньги, что есть, — решает генерал. И вспоминает: — Ров с севера, у замка, закончили?

— Всё закончили. Я сам всё померил. Глубокий, как надо, — отвечает ему Ёган. — Теперь уже пусть мастера начинают, а то кирпич-то мужички приворовывают понемногу. Как не гляди, а всё равно тащат.

— И куда ты теперь будешь гонять мужиков на барщину?

— Буду копать канавы до самого замка. От холмов до реки, от холмов до реки… Осушу всё, там, у замка, будут хорошие луга получаться, там низина, там трава даже сейчас не выгорела. А через недельку уже и уборка.

— Хорошо, — соглашается Волков.

Разговор они закончили уже ночью, но лечь спать сразу у генерала не вышло, жена так его и не дождалась — ушла в спальню, так как во дворе появился полковник Брюнхвальд. И барон слышал, как тот справляется у слуг:

— Не спит ещё господин?

— Гюнтер, — говорит тогда Волков. — Скажи полковнику, что не сплю. Пусть заходит.

— А мне Михель говорит, видел карету барона, — рассказывает Карл, входя в гостиную.

Товарищи тепло поздоровались, и сели поговорить за вином. И говорили они о делах, и генерал был очень рад своему боевому товарищу, ведь ему он мог рассказать о своих планах и сомнениях. По сути, этот старый солдафон был единственным человеком, с кем он мог поделиться. Ведь Ёгана и Брунхильду он считал не очень умными, им лишнего говорить было нельзя, а Сыч был слишком хитрым. В общем, только Карлу он мог рассказать и про визит молодого принца, и про странные разговоры с принцем старшим, и про его планы насчёт поездки в Ланн. Сам же полковник рассказывал ему о том, что в его отсутствии Вепрь пограбил ещё одного купчишку на реке.

— Из Нижних земель.

— Слава Богу, что не из горцев и не из Фринланда, — вздыхал генерал.

— Но теперь он засядет в один из замков Маленов, и в каком именно, нам не узнать, и будет ждать пока вы снова отъедите, друг мой, — продолжал Карл. — Но я уже знаю, что он вылезет снова. Леманн нашёл его лодки, но забирать их не стал. Правильно сделал. Они у затонов в самых болотах. Там места глухие. Вепрь выползет, как только вас тут не будет, и я побью его прямо на реке. — Брюнхвальд говорил это уверенно. — Он уже всем тут осточертел.

— Живым его надо брать, Карл. Не забывайте о том.

— Постараюсь, но как вы и придумали, буду бить его лодки картечью из засады. А картечь… Сами знаете.

— Тем не менее постарайтесь взять живым, я обещал герцогу притащить его на суд в цепях. Нам лучше его не убивать.

— Понимаю. Буду стараться, — соглашается полковник.

И тут Волков вдруг вспоминает:

— А Максимилиан, он…

— Я же говорил вам, он уехал проведать мать, — напомнил Брюнхвальд.

— Да, я помню… И ещё не приехал?

— Что-то задерживается, хотя должен был уже вернуться, — соглашается Карл. И так как дальше продолжать разговор было уже невежливо — полночь миновала, он стал прощаться.

⠀⠀

⠀⠀

Глава 25

⠀⠀

Утром барон позавтракал и пил уже вторую чашку кофе. Пьёт и смотрит на своих людей. Нет, Фридрих Ламме, по прозвищу Сыч, не собирался снова становиться товарищем своему помощнику Герхарду Альмстаду из Гровена по прозвищу Ёж. Явились они вместе, но Фриц подчёркнуто сел по другую сторону от Альмстада, а когда тот подумал пересесть к нему, Сыч рявкнул:

— Усядься, ты уже, чёрт ушастый!

Ёж послушно сел, а Волков, глядя на своего старинного помощника, подумал: «Вот дурак, не успокоится всё! Обиделся на ровном месте. Не понимает, что ли, что эта бабская вражда мешает делу!?» Но пока заводить разговор об этом не стал. Сначала главное.

— Того крикуна, что возводил хулу на графиню, мы… — Тут Фриц демонстрирует жест, показывающий, как он что-то сгребает, — схватили, экселенц.

— Кто