Путь Инквизитора. Том третий. Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

интересы самых важных владетельных семей Бреггена. А племянник Бруно Фолькоф, зять Райхерда, возмужав и заведя троих детей, на той стороне реки уже принимался всеми почти как свой. Как тут было отказать. Пришлось пойти на уступки. Тем не менее хорошие отношения с кантоном были ему, безусловно, выгодны. Лес, древесный уголь, дёготь, кожа из горной земли, нескончаемым потоком шли в Амбары. А обратно из графства Мален шло железо во всех видах. И оружие в том числе. А если прибавить к тому, что по реке к нему приплывали товары с севера, а через перевалы Фринланда товары с юга, чувствовал себя барон уверенно. Он не сомневался, что и замок достроит и с долгами со временем рассчитается. Со временем. Вот только тревожился генерал немного: будет ли у него то время?

Он давно не был на Заставе, вот и решил навестить старого сержанта. В поездку барон взял с собой фон Готта и старшего сына одного из своих офицеров Леманна Томаса. Капитан неоднократно просил Волкова взять недоросля в оруженосцы, в учение. Теперь тому шёл уже пятнадцатый год. Но генерал отказывался. И говорил тому:

"Нет, капитан, на дело брать не буду, не взыщите. Хватит с меня мёртвых мальчишек, буду брать тех, кто постарше и кто сам выбрал свой путь".

А случай с фон Флюгеном как раз и подтверждал его убеждённость. И был к тем отказам ещё один повод: как там не крути, а господа оруженосцы, как и всякий выезд любого господина, стоил немалых денег. Кони должны быть под господами оруженосцами хорошие, одежда, доспех тоже. А ещё содержание, хоть какое-то, а надобно для них. И в дороге, им и покои, и стол, и вино — всё, как и себе подавай. Ну, покои, конечно, можно было и попроще… Но всё отдельное — как себе. Это всё-таки не слуги, не лакеи. Да и добычу с ним делить дорого, каждому офицерскую порцию отдай.

Впрочем, держать молодого человека «при дворе», на посылках, или в поездках по своей земле Волков согласился.

Пока доехал, понял, что дорога от Эшбахта до заставы — плоха. Разъезжена донельзя. Это сейчас, в сушь, по ней ещё как-то можно тащить большую подводу, а осенью и зимой, когда в глубокие колеи наберётся вода, по скользкой глине никто никуда не проедет, тем более что от Заставы дорога всё время шла вверх. А ещё кое-какие мостики через длинные овраги приходили в негодность. Кусты нужно было прореживать, уж больно нависали над дорогой.

«Надо будет сказать Ёгану, чтобы мужиков, как закончат ров у замка, на барщину гнал сюда. Чтобы до осенних дождей, хоть самые трудные места подровняли, чтобы зиму пережить. А то придётся всё под пошлину на Амбары везти. А весной, если деньги будут, надо инженера приглашать».

Доехав до деревеньки, он убедился, что у Жанзуана всё, по его же словам, хорошо. Сержант рассказал, что господин Бруно до осени отправит к нему ещё двенадцать барж со всяким ценным, и что он их ждёт. Телеги он ремонтирует, а лошадей откармливает. Так что склады в Эшбахте до осени не опустеют. И вино, и главное, хорошее сукно из нижних земель, купчишки развезут по всему Малену. Хотя на дороги возницы Жанзуана, естественно, жаловались. Но с этим генерал уже всё для себя решил.

Надо было барону переговорить ещё с Бруно насчёт торговых дел. А так, всё, вроде, шло своим чередом.

После барон свернул на восток и поехал вверх по реке к своему замку, по пути, протоптанному бурлаками и их тягловыми лошадями. Он ехал и подмечал, как изменилась его, некогда пустая, бесплодная земля, с тех пор как он привёл сюда крестьян. Везде по реке стояли рыбные шалаши, тут и там в воде виднелись колья сетей и верешей. Он разрешил крестьянам ловить рыбу. А ближе к повороту реки, стали попадаться ямы, из которых мужики добывали глину. Глины в Эшбахте было полно и за неё он со своих крестьян тоже ничего не брал. Многие поэтому завели себе гончарни, а так как уголь был дёшев, то в Эшбахте в избытке появилась простая, недорогая посуда, которой мужички приторговывали понемногу, хоть в том же Рюммиконе, хоть в Лейденице, только реку переплыви. В общем тот, кто не ленился, в его земле не только с голоду не умирал, но мог даже неплохо поживать.

Так и доехал барон до юго-восточного угла своих владений, того угла, что омывает полноводная Марта, и над которым высится его красавец замок Рабенбург. Волков объехал замок по периметру, осмотрел стены и ров. Ёган, не давал мужикам работать спустя рукава, ров был и глубок, и широк, как и положено по плану. У въезда в замок высились ровные стопки кирпича.

И тут из ворот появился сторож Браун. Старый солдат, что в деле против горцев потерял кисть левой руки, и стал сильно хромать. Заслуженный вояка имел большую семью, два сына его числились в мушкетёрах. Сам же он землю пахать или работать не мог, Волков тогда и взял его в сторожа.

— Доброго здоровья, господин, — кланялся старый солдат.

— Здравствуй, Браун. Ну, как у тебя тут дела?

— Ох, господин, оплошал, на прошлой неделе жена приехала, говорит, поехали в церковь, померших детей помянуть и всё такое, ну я и отлучился… Так поворовали, сволочи, пять дюжин штук вон с той стопки. — Он указал рукой в сторону сложенных кирпичей. Вид у строжа был расстроенный. — Как будто сидели в кустах и знали, что я в то воскресение в церковь отлучусь.

— Ладно, но ты в следующий раз оставляй кого, если уезжаешь.

— Так всегда в церковь уезжал, никто не воровал, а тут… — объясняется старый солдат. — Так может господин коннетабль разыщет вора? Чтобы иных отвадить.

Волков машет рукой: Бог с ним. Только суету разводить, а если Сыч найдёт — так нужно будет наказать примерно. Мужики опять озлобятся, а он только порадовался вчера, что давно никто не бежал от него. Высечешь за эти жалкие кирпичи вора, так они опять побегут.

Он уже хотел поехать домой, но тут Браун его остановил:

— Господин, а вы знаете, что к замку приезжали люди от герцога?

— Что? — Волков даже поначалу не понял, что говорит его старый солдат. — Приезжали к нашему замку?

— К нашему, к нашему, — отвечает ему Браун и для верности указывает на замок за своей спиной. — Четверо. Двое по виду ремесла воинского, двое ещё какие-то, они рисовали.

— Рисовали? — ещё больше удивляется барон.

— Рисовали, — кивает