Ледяная тетрадь - Андрей Викторович Рубанов

Лично моя заслуга – лишь в том, что я убедил деда в ценности его записок, убедил, что они могут принести пользу.

И вот они начинают приносить пользу – спустя четверть века после его смерти.

Я не историк, но я имею интуитивное понимание, что свидетельства Константина Рубанова как минимум заинтересуют читателя обилием любопытных деталей.

Здесь будут приведены только первые две главы (приблизительно одна пятая часть всего текста рукописи), относящиеся к периоду 1911–1927 гг.

Стиль деда я нахожу превосходным – лапидарным, упругим и точным. Говорил он точно так же: коротко и ясно, без лишних слов.

Следуя ему, вспоминать о нём подробно здесь я далее не стану; лучше напишу когда-нибудь художественную повесть.

А его собственная повесть – вот она.

Жизнь и быт нижегородских старообрядцев в начале ХХ века.

Отрывки из воспоминаний К.В.Рубанова

Село Селитьба – от слова «селить».

Расположено – в глухом лесном массиве. От ближайшего города Павлово оно отстоит на 35 вёрст; до ближайшей железнодорожной станции 28 вёрст, до ближайшей большой реки Оки – 35 вёрст.

Основалось во времена гонения старообрядцев (1680–1725 годы), когда большая группа старообрядцев бежала из Самарской губернии в леса, подальше от царского ока. Это рассказал мне мой дед.

Село расположено в распадке между двумя большими возвышенностями, поросшими лесом. С востока – большая пойма, где течёт река Палинка. С запада сразу же за селом – густой сосновый и еловый лес.

Село в бытность мою было большим, растянутым в одну улицу почти на два километра. Один конец улицы упирался в лес и звался «опарихой», другой выходил в пойму и назывался «конец». На пойме косили всем обществом траву на корм скоту.

В селе имелись три церкви. Первая – деревянная старообрядческая, называли её «зимней», позднее рядом поставили каменную, «летнюю», к ней примыкало кладбище. Среди села стояла третья, православная церковь. Теперь все три церкви разрушены до основания.

В селе до революции заправляли фабриканты средней руки братья Седовы. Они построили маленькую фабричку и два кирпичных дома. Кирпич выжигался недалеко, в полукилометре от стройки.

Другие фабриканты, Теребины, тоже братья, торговали топорами, долотами, плотницким инструментом. В Селитьбе у них было как бы отделение, а завод (небольшой, по нашим понятиям) был в Павлове.

Прочую торговлю осуществляли Папулины.

Население занималось в основном ремеслом. Сельское хозяйство было развито плохо: земля песчаная, да и той было мало. Своего хлеба хватало на половину зимы, потом его приходилось привозить из Павлово и Арзамаса (он был далеко, в 50 верстах, но хлеб там продавали дешевле).

Картофель, однако, родился хорошо, и хватало его на весь год.

Все хозяйства имели лошадь, корову, овец, кур. В период уборки урожая, заготовки сена месяц-полтора ремеслом не занимались, фабрики и кузни вставали «на отдых».

Но главным делом оставались ремёсла.

В кузницах ковали топоры – это очень тяжёлый труд. Работали по трое: мастер, молотобоец и горновой. Мастер стоял у горна с клещами и малым молотком. Пластину надо было согнуть по форме топора и сварить огнём. При сварке куют все трое: мастер молотком указывает, куда ударить молотом молотобойцу. Второй ответственный момент: на конец острия топора приваривается другой металл – сталь. Тут тоже куют все три кузнеца, в том числе горновой, который всё остальное время стоит у мехов. Самая тяжёлая работа – у молотобойца: он куёт всё это время без перерыва. Мастер «играет» только «ручником» (лёгким молотком) и клещами.

«Урок», как тогда называлась норма, – 16 топоров за день. Работа и зимой и летом начиналась в три часа утра. Сварят 16 топоров – идут домой завтракать. Потом опять в кузницу, отделывать топоры начисто. Затем их поштучно, с проверкой качества, сдают приёмщику. Брак никогда не проходил. После этого надо было из полосового железа нарубить заготовки – «пластухи», заготовить древесный уголь и отнести всё это в кузницу. На этом рабочий день заканчивался (это примерно два часа дня), и кузнецы обязательно шли спать часа два-три.

Другим основным ремеслом была работа в лесу. Валили лес на вывоз для постройки домов, на распиловку в лесопилке, на выжиг древесного угля, на дрова и т. п. Отходов практически не было, только ветки, да и те сжигали – лес должен быть чистым.

Позднее приспособились добывать из сосны серу: называлось это «подсечка». На сосне делалась продольная полоса, сдиралась кора, внизу прикреплялся железный козырёк, куда стекала сера-живица. Женщины собирали её в вёдра.

Из сосновых корней и сучков вытапливали (гнали) дёготь для смазки осей и других трущихся частей у телег.

Из привезённых из леса брёвен выжигали древесный уголь, его нужно было много для ковки топоров – на норму «куль».

Кули вязались из липовой рогожи и ёмкостью были примерно два мешка. Драть липовое лыко для выделки рогожи и плетения лаптей – это тоже было ремесло. В лаптях, кстати, ходили на работу все взрослые и дети. Рабочей обуви удобнее лаптей я никогда не встречал.

Для детей, женщин и старух было ещё одно занятие: драть из ивняка корьё для дубления при выделке кож. В селе были специальные люди – приёмщики, которые это корьё принимали и тут же расплачивались деньгами. Это очень прельщало, особенно детей: с 10 лет они уже имели свои гроши. Старухи этим зарабатывали на соль и керосин. Правда, таскать из леса «товар» было тяжело – корьё в лесу связывалось, как сноп, взваливалось на плечи… Волокли его много, потом оно отправлялось в город Богородск, где находились кожевенные заводы.

Свою копейку подростки могли заработать и на очистке от коры сосновых и еловых брёвен, и на прочистке леса от частой посадки, мелкой поросли (деньги платило лесничество), и на сборке еловых и сосновых шишек на семена.

Наконец, многие хозяева занимались извозом: возили брёвна на лесопильню, в город на стройку, из города везли товары в лавку.

В селе работы хватало всем. К тому же многие промышляли на стороне: печниками, кровельщиками, плотницкими артелями.

Из села не уходили. Да и сейчас не уходят. Селитьба отнюдь не опустела.

Если кто заинтересуется, может почитать «Павловские очерки» Короленко. Всё описанное там я видел своими глазами и в этом участвовал: рано утром, когда ещё не рассвело, в помещении или на улице садился скупщик; к нему образуется очередь кустарей, каждый со своим товаром. Протягиваешь вещь (топор, долото, нож, замок) и говоришь только одно слово: «рука». Если отвечают «нет», бежишь к другому. Если называют цену, оставляешь образец скупщику, а как рассветёт,