Насилие. Микросоциологическая теория - Рэндалл Коллинз

были готовы оказать этому человеку первую помощь, и дождались, пока грабитель истечет кровью, держа пистолет у его головы (см.: Los Angeles Times, 1 марта 1997 года, и San Diego Union, 20 февраля 2000 года). С обеих сторон масштаб огня был чрезвычайно избыточным, причем стрельба в основном была неточной: по живым мишеням попали лишь около 1% пуль.

К описанным случаям можно добавить и другие, хотя речь в данном случае идет не о статистической частоте, а о закономерности, которая обнаруживается в подобных случаях. К наиболее известным подобным инцидентам, несомненно, относится чрезмерное насилие, спровоцированное наступательной паникой; тем самым мы склоняемся к тому, чтобы делать выборку по зависимой переменной и не учитывать те обстоятельства, в которых задержание полицейскими или какая-либо иная конфронтация не приводят к наступательной панике. К этому вопросу мы обратимся в последующих главах, в особенности в главе 9, где будут рассмотрены взаимодействия, которые не перерастают в насилие.

Когда описанные выше случаи, имевшие место в 1990‑х годах и в последующий период, вызывали политическое возмущение, по большей части они рассматривались как проявления расизма. Внимание к подобным инцидентам привлекает именно возмутительное поведение – обычно акцент делается на чрезмерной жестокости и актах насилия, которые повторяются и не имеют практического смысла. Скорее всего, такие случаи не привлекали бы столько внимания, если бы в ходе инцидента был сделан всего один выстрел или нанесен всего один удар. Но как только эти случаи публично квалифицируются как возмутительные, в качестве причины событий быстро появляется цвет кожи полицейских и их жертв. Между тем главное – это механизм наступательной паники. Расизм иногда может играть определенную роль, однако это случайный фактор, который порой задает исходную ситуацию. В случае с расстрелом Диалло полицейские действовали в «черном» районе, и это обстоятельство воспринималось ими как общий признак опасности, а их стереотипное восприятие Диалло привело к возникновению напряженности и внезапной погоне в коридоре. Но механизмы наступательной паники – беспорядочная стрельба и чрезмерная жестокость – действуют в очень широком масштабе и не привязаны к расовым границам. Аналогичным образом во время инцидента в Риверсайде полицейских подтолкнули к вспышке насилия представление об этом районе как об опасном «черном» квартале (его разделяла и сама жертва) и то обстоятельство, что женщина в машине воспринималась как жительница этого района. Еще один подобный пример обнаруживается при сравнении различных стычек, в которых за всю свою жизнь участвовал Тай Кобб [Stump 1994]. Кобб был откровенным расистом – в конце XX века таких персонажей уже почти не обнаружить: этот южанин, перебравшийся в 1910‑х годах на север США, чувствовал себя оскорбленным всякий раз, когда какой-нибудь чернокожий отказывался ему подчиняться. Жертвами нескольких его яростных нападений становились чернокожие служащие в отеле, мясной лавке или на стадионе. Однако драки Кобба с белыми, которые случались даже чаще, чем с чернокожими, проходили по той же схеме и заканчивались тем, что Кобб колотил и пинал противника, поверженного на землю. Кроме того, случаи наступательной паники во время полицейских перестрелок при столкновениях между белыми обнаруживаются в таких описанных выше случаях, как явное самоубийство пьяного мужчины на эстакаде в Лос-Анджелесе, расстрел студентов в университете Кент Стейт и стычка с грабителями банка в бронежилетах.

Механизмы наступательной паники обнаруживаются во взаимодействиях как между самыми разнообразными этническими группами, так и внутри них – наглядным подтверждением этого являются фотоснимки. Например, на снимке, опубликованном в 1996 году AP/World Wide Photos, изображена сцена на открытом рынке в Кении, где поймали на краже уличного мальчишку довольно малых лет (вероятно, от девяти до двенадцати) – двое взрослых мужчин наступают на него и избивают ногами, а за этим наблюдает толпа из по меньшей мере пятнадцати человек на заднем плане фото. Можно также рассмотреть пример снимка, на котором все участники происходящего принадлежат к белой расе. На фото, опубликованном Reuters в августе 1996 года, изображен эпизод, случившийся во время демонстрации греков-киприотов, которые вступили на территорию Северного Кипра в знак протеста против турецкой оккупации. Один из греков, отделившийся от своих соплеменников и оказавшийся в одиночестве, на фото лежит поваленным на землю – четверо турок замахиваются на него длинными палками, а еще девять мужчин подбегают, чтобы присоединиться к нападению. Примерно тот же паттерн во множественных контекстах и этнических комбинациях демонстрируют фотоснимки насилия, происходящего в толпе, которые более систематически будут рассмотрены далее.

Расовые предрассудки могут выступать исходным фактором, который формирует напряженность и вызывает наступательную панику – отсюда и соответствующее восприятие избыточного насилия как случившегося на расовой почве. Однако наступательная паника обладает собственной динамикой и функционирует независимо от расизма. Как уже отмечалось, наступательная паника является одним из процессов, способных сыграть определенную роль в многофакторной ситуации. Итог неутешителен: даже если бы не было никакого расизма, полицейское насилие и подобные зверства все равно бы происходили. Расовый антагонизм является не единственным способом, при помощи которого может нарастать первоначальная напряженность конфронтации; там, где задействован этот фактор, он часто накладывается на более общий механизм напряженности/страха.

Насилие в толпе

Наступательная паника часто сопровождает насилие, совершаемое толпой (хотя это не относится к случаям толп гуляк). Выразительными признаками этого выступают масштабная диспропорция в силах между толпой и ее жертвами, ритмичное вовлечение в сам акт насилия, навал на жертву и чрезмерная жестокость. Однако исходя из одних лишь указанных результатов невозможно сделать вывод о наличии наступательной паники – для этого требуются свидетельства некой закономерности, развивающейся во времени. Она предполагает нагнетание напряженности/страха и переход к внезапному ослаблению жертвы, распахивающему мрачный туннель, в который коллективно проваливаются участники инцидента.

Именно такая закономерность обычно проявляется в массовых беспорядках на этнической почве. Разумеется, при этом еще присутствуют фоновые структурные условия, имеющие более долгосрочную природу, от которых зависит то, носят ли отношения между этническими группами антагонистический характер[23]. Однако этнические противоречия не всегда и даже не в большинстве случаев приводят к беспорядкам с человеческими жертвами, и даже среди тех этнических групп, между которыми такие столкновения иногда случаются, они происходят не каждый день, а по очень особым поводам.

Беспорядки на этнической почве представляют собой последовательность событий с нарастающей драматической интенсивностью, которые монополизируют внимание и побуждают к участию в них. Сюжет этой драмы в самом широком смысле всегда один и тот же: на почве давней напряженности (этот момент можно считать прологом к I акту драмы) происходит некое неожиданное событие, которое одна этническая группа воспринимает как провокацию со стороны другой (I акт). Затем наступает период