Насилие. Микросоциологическая теория - Рэндалл Коллинз

под руку подворачивается несколько полицейских или солдат, отделившихся от общей массы, при соотношении от четырех до восьми на одного. Оставшийся в одиночестве представитель власти по-прежнему может быть вооружен, но он не готов применять оружие, оказавшись в том пассивном состоянии, которое выпадает на долю жертв гораздо большей и более энергичной группы, устремляющейся на него в порыве наступательной паники. Эти небольшие толпы активизируются там, где застают противника в уязвимом положении, отрезанным от поддержки, окруженным и неспособным определиться, в каком направлении переключить внимание, поэтому в итоге он закрывает голову, приседает или падает на землю, после чего нападающие обрушивают на него град пинков и ударов, иногда используя металлические прутья и другое оружие. На одном из снимков, сделанных во время свержения сербского диктатора Милошевича в Белграде в октябре 2000 года, видно, как четверо мужчин набрасываются на одного спецназовца, который пытается закрыть голову руками, не предпринимая попыток достать пистолет из кобуры, двое других нападающих пытаются опрокинуть или схватить его, а еще несколько человек изо всех сил бьют его палками и монтировками (см.: Daily Telegraph, 6 октября 2000 года).

Насилие полиции по отношению к демонстрантам является зеркальным отражением описанного выше: шествие демонстрантов организованным строем или шеренга пикетчиков распадается на небольшие группы, как правило, в тот момент, когда они убегают от полицейского наряда. Вокруг одного из демонстрантов возникают небольшие скопления полицейских, избивающих его или ее дубинками. Именно такую сцену можно увидеть на снимке демонстрации безработных в Буэнос-Айресе в июле 2002 года (см.: The Australian, 28 июня 2002 года). Демонстранты убегают от пытающейся задержать их полиции, многие прижимаются к стенам вдоль тротуара, а тех, кто упал на землю посреди улицы (вероятно, из‑за того, что они споткнулись во время погони), бьют вооруженные дубинками полицейские.

Эти мини-конфронтации отличаются деструктивностью, поскольку каждая маленькая стычка становится заключительным эпизодом наступательной паники. Сначала возникает период напряженности, которая нагнетается во время массовой конфронтации; исходными эмоциями выступают простое предвкушение, ожидание, что нечто произойдет, а в случае полиции – закипающее возмущение из‑за публичного унижения ее авторитета; к этим эмоциям может примешиваться страх, нарастающий даже при возникновении небольших вспышек насилия, а также в тот момент, когда тела участников события подвергаются все более интенсивной давке. Серьезное насилие начинается с внезапного перелома, который побуждает обе стороны стремительно переходить к действиям. Признаки, предзнаменующие насилие, появляются там, где за напряженностью следует ощутимое ослабление тех, кто еще несколько мгновений назад выглядел сплоченным противником. Как правило, этот эффект возникает за счет проблемы быстрого перемещения тел в толпе, нарушающего ее упорядоченные шеренги – иногда это буквально превращается в затор наподобие битвы при Азенкуре, когда демонстранты или полицейские спотыкаются и падают на землю. Именно те, кто упал и не может достаточно проворно уйти с дороги или удерживать оборонительную позицию вместе со своими товарищами, и становятся объектом нападения[32].

В качестве иллюстрации этих процессов можно привести описание первомайской демонстрации радикальных рабочих организаций в Берлине в конце 1990‑х годов, представленное в неопубликованной работе Стефана Клуземанна из Пенсильванского университета (2002). Около 700 демонстрантов двигались по маршруту, который охраняли внушительные шеренги полицейских в количестве около 2500 человек. Обе стороны все время создавали значительный шум, превращавшийся в звуковую атаку: демонстранты выкрикивали речовки из громкоговорителей, установленных на автомобилях, и включали через них музыку, а также пели и били в барабаны – полиция в ответ включала сирены и повторяла свои распоряжения через собственные громкоговорители. Когда демонстрация достигла своей традиционной конечной точки – небольшой площади, окруженной узкими улочками, – массивные, напоминающие стены ряды полиции сомкнулись, заставляя демонстрантов разойтись: полицейские стояли плечом к плечу и размахивали щитами и дубинками. Прорыв напряженности произошел в тот момент, когда один из демонстрантов стремительно пробежал через площадь, спровоцировав импульс к бегству у всей толпы. Это выглядело так: отдельные демонстранты стали панически отступать, и в этот момент полицейская шеренга бросилась вперед, чтобы их преследовать. Полицейские замахивались дубинками на пробегающих мимо них демонстрантов и кидались вперед небольшими группами по три-четыре человека, поражая всех, кого удавалось настичь, угрожая и нанося множественные удары тем, кто падал на землю.

В свою очередь, некоторые демонстранты, которым удалось найти укрытие на небольших улицах, останавливались, чтобы подбирать с земли булыжники и бросать их в полицию. Тем временем само наступление полиции, которая теперь преследовала небольшие группы демонстрантов вместо того, чтобы загнать в воронку сплошную линию марширующих, разрушило полицейские ряды. В некоторых местах по всему фронту столкновения полицейские оказывались в изолированном положении поодиночке или вдвоем, и тогда демонстранты кое-где превосходили их в численности и нападали на правоохранителей группами по четыре и более человек. Оказавшись в такой ситуации, полицейские стали переходить к обороне, прикрываясь щитами. После того как на расстоянии порядка тридцати метров показались другие полицейские, демонстранты, которые только что смело нападали на их товарищей, разбегались врассыпную. Однако некоторые из них сами оказались в изоляции, и на них поочередно нападали группы из трех или четырех полицейских, которые валили оставшегося в одиночестве человека на землю, садились на него, избивали дубинками и задерживали (это напоминает небольшую последовательность эпизодов в духе ареста Родни Кинга). Так продолжалось и с одной и с другой стороны всякий раз, когда у демонстрантов или полиции появлялся локальный численный перевес, позволявший нападать на слабую жертву. Поскольку в целом полиция обладала большей сплоченностью и лучшим вооружением, в конечном итоге она совершала больше насильственных действий, но при этом и сама несла урон, достаточный для того, чтобы это подстрекало демонстрантов к яростным атакам там, где их можно было предпринять.

Наступательная паника характерна для ситуаций, когда та или иная группа имеет подавляющее локальное превосходство в численности и силе, и следует за ситуацией, когда конфронтация между организованными толпами приводит к нагнетанию напряженности. Напряженность создается масштабным противостоянием с ничейным исходом, но в тот момент, когда толпа распадается на маленькие группы, происходит внезапная разрядка. Именно так выглядит наиболее типичный сценарий, при котором наносятся серьезные травмы. Очень часто на снимках подобных событий с участием толпы можно увидеть, как группа людей нападает на одного человека, который, как правило, лежит на земле не в состоянии защищаться. В качестве соответствующих примеров можно привести многочисленные инциденты, зафиксированные на фото или описанные во время беспорядков в Лос-Анджелесе и других городах в 1992 году после вынесения оправдательного приговора по делу об избиении Родни Кинга. В ходе этих инцидентов на различных людей – белых или азиатов – нападали группы молодых чернокожих мужчин (см., например, фотохронику Reuters,