Дочь самурая - Эцу Инагаки Сугимото

После того разговора с матушкой и мыслей, которые он во мне пробудил, я стала укладывать Ханано позже, чтобы она повозилась с отцом, хотя все дети в это время должны уже спать. Одним лунным вечером я вышла из дома и увидела, что они бегают по лужайке, гоняются друг за другом, а сидящая на крыльце матушка смеётся и аплодирует. Мацуо и Ханано играли в «тень ловит тень»[72].

— Я в детстве тоже играла в это лунными вечерами, — сказала я.

— Неужели в Японии есть луна? — изумилась Ханано.

— Эта же самая, — ответил её отец. — И во всю твою жизнь, куда бы ты ни поехала, непременно увидишь её на небе.

— Значит, она ходит за мною, — удовлетворённо заключила Ханано, — и когда я поеду в Японию, Бог увидит мою японскую бабушку.

Мы с Мацуо озадаченно переглянулись. Ханано всегда считала, что луна — это лицо Бога, но я только позже узнала, что в тот день она услышала, как гостья матушки сказала: «Жаль, что такая красивая страна, как Япония, живёт без Бога».

Необычная мысль Ханано меня удивила, но дочка обрадовалась, и я не стала ей объяснять, что к чему. «Она и сама вскоре всё поймёт в этой практичной стране», — рассудила я со вздохом. В Японии дети избавлены от множества мучительных вопросов, поскольку наши люди в большинстве своём питают нежность к детским иллюзиям даже до старости и вероятность, что поэтические выдумки вдруг развеют, не так велика. Повседневная жизнь Японии проникнута мистическим мышлением. Невидимые силы, что населяют воздух и землю, куда реальнее, чем окружающая действительность, и едва ли не все японцы что ни день замечают признаки присутствия добрых духов. Почти ко всем нашим богам мы относимся как к добрым друзьям, и немудрёные ритуалы, которые мы обязаны ради них исполнять, неизменно пронизаны спокойным, приятным чувством уважения и благодарности. Мы не страшимся, что нас накажут за небрежение обязанностями — разве что упрекнут в недостатке почтения, а для японца это значит многое. Домашние святилища напоминают нам, что предки за нами присматривают, а мы демонстрируем им нашу признательность молитвами и благовониями. Бог огня помогает управляться на кухне, и в благодарность ему близ кухонного очага вешают амулеты. Добрый бог риса просит лишь не швырять мусор в огонь под котелком, в котором варится рис. Богиня воды, благословляющая реки и ручьи, требует, чтобы колодцы были чистыми. Семь божеств удачи — Трудолюбие, Благополучие, Мудрость, Сила, Красота, Счастье и Долголетие[73] — видны повсюду, и всюду их привечают с улыбкой; фигурки Трудолюбия и Благополучия, коих торговцы чтят больше прочих, в каждой лавке ставят на видное место, откуда они благосклонно взирают на хозяина, внушая ему уверенность, что друзья его рядом. Страшные божества у дверей храмов нас ничуть не пугают, ведь они — свирепые сторожевые псы, что хранят нас от опасности, а боги воздуха — Гром, Ветер и Дождь[74] — пекутся о нашем благе. Выше всех этих младших божеств — богиня Солнца, прародительница наших императоров: её добрый заботливый свет оберегает наши края.

Все эти божества относятся и к синтоистскому, и к буддистскому пантеону, поскольку народные верования соединяют обе религии. Как правило, они никого не запугивают, хотя демоны из преисподних — если всерьёз относиться к тому, как их изображают в старинных буддийских книгах, — бесспорно, внушают страх, но даже они даруют каждому грешнику два дня в год, когда он, раскаявшись, может духовно возвыситься. Таким образом, для японцев даже печальный и непростой путь реинкарнации, по которому зачастую бредут лишь ощупью, в конце концов, после длительного отчаяния и мрака, приводит к надежде.

Буддизм пришёл в Японию из Индии и за это многовековое путешествие явно утратил многие изначальные пугающие элементы — но, может, они смягчились, а там и исчезли в славном обществе наших добродушных и услужливых синтоистских богов. Их мы ничуть не боимся, поскольку в синтоизме даже смерть — только облако, на котором мы летим, осиянные вечной жизнью Природы.

Наши законы и правила, сочинённые человеком, куда сильнее определяют жизнь людей и оставляют отпечаток в душе, нежели наши боги. Наша мудрёная вера вызывает интерес людей мыслящих и учит подлинному смирению, однако не направляет невежд в постижении мудрости и не подаёт тем, кто в скорби или раздумьях, немедленного утешения, радости и надежды, свойственных вере в бедного смиренного проповедника из Назарета.

Глава XXIII. Тиё

Ханано, узнав, что луна, её верная подруга, последует за нею всюду, куда бы она ни поехала, заинтересовалась историями о луне. Я решила пока не рассказывать ей легенду о белом кролике, обречённом вечно молоть рисовую муку в большой деревянной чаше: его тень японские дети видят каждое полнолуние. Но всё же, чтобы дочь не идеализировала американскую легенду, я рассказала ей о том, что в Японии целые семьи или компании друзей собираются в красивой открытой местности, чтобы полюбоваться луной, пишут стихи, в которых превозносят сверкающие листья ипомеи: осенью она придаёт земле красок (в Америке эта пора называется индейским летом).

Однажды вечером мы сидели на крыльце задней гостиной и глядели на плывущую по небу ясную полную луну. Я рассказывала Ханано, что в Японии в этот же самый вечер в каждом доме — и во дворце императора, и в хижине самого простого его подданного — на крыльце или в саду, откуда видно сияние полной луны, стоит столик с фруктами и овощами, непременно округлыми и разложенными определённым образом в честь богини луны.

— Какая прелесть! — воскликнула Ханано. — Вот бы мне побывать там и это увидеть!

Сзади послышалось шуршание газеты.

— Эцу, — окликнул Мацуо, — есть детская история об этом празднестве. Помню, однажды, когда мы со старшей сестрой дразнили нашу младшую сестричку, девочку очень робкую, наша тётушка рассказала нам историю о госпоже Луне и каверзах кумушки Тучи и бога Ветра, которые в августовское полнолуние попытались испортить ей удовольствие.

— Ой, расскажи! — воскликнула Ханано, захлопала в ладоши и побежала к отцу.

— Рассказчик из меня средненький, — признался Мацуо и вновь закрылся газетой, — но мама наверняка знает эту историю. Эцу, расскажи ей.

Ханано вернулась на веранду, а я попыталась вспомнить полузабытую историю о госпоже Луне и её завистниках.

Однажды погожим августовским вечерком красавица госпожа Луна сидела за туалетным столиком. Припудрив пуховкой яркий свой лик, дабы смягчить его и прояснить, она сказала себе:

— Сегодня мне