Дочь самурая - Эцу Инагаки Сугимото

Тут-то до нас и дошло, что мы вырастили в нашем японском гнёздышке американку и в Японии из-за этого нас ожидают трудности.

— Если б у нас был мальчик, — сказал мне в тот вечер Мацуо, — была бы причина тревожиться. Не хотел бы я готовить сына к жизни в стране, где ему при всех его способностях не позволили бы занять высочайшее положение, доступное гражданину.

— Да и дочери нашей, — откликнулась я, — незачем пускать корни в такой стране — но и в Японии ей тоже придётся несладко с одним лишь американским образованием.

Под влиянием этого разговора Мацуо привёз из Японии полный набор учебников — от садика и до старших классов школы — и пятиярусную подставку со всем необходимым для Хинамацури, праздника кукол. Праздник этот весьма поучителен; его история насчитывает не одну сотню лет. Всякий, кто разбирается в его тонкостях, знаком с историей, фольклором, традициями и идеалами Японии. Набор куколок для праздника есть у каждой девочки, и после свадьбы она забирает его с собой в новый дом. Мацуо привёз из Японии моих куколок — тот самый набор, который брат отговорил меня везти в Америку.

Когда Мацуо привёз куколок, мы все отправились в просторный и светлый каретный сарай, Уильям открыл грубо сколоченный дощатый ящик, мы с Мацуо аккуратно достали из него гладкие коробочки из светлого дерева, все разных размеров, и в каждом лежала куколка. Взгляд мой упал на длинную плоскую шкатулку, завёрнутую в лиловый креповый платок с гербом Инагаки.

— Надо же, мама прислала камибина из Коморо! — изумлённо воскликнула я и почтительно поднесла шкатулку ко лбу.

— Я думала, все куклы из Коморо пропали, кроме тех двух, с которыми ты когда-то играла, — заметила наша американская матушка.

— Камибина другие, — пояснил Мацуо.

— Да, — согласилась я, — камибина другие. Они семейная собственность. Их нельзя ни продать, ни подарить, ни кому-то отдать. Мама наверняка хранила их долгие годы и вот теперь прислала мне.

Я растрогалась, вдруг осознав ту истину, что я последняя из «досточтимой женской половины» рода Инагаки. Набор праздничных куколок принадлежит дочери; над делами домашними глава семейства никак не властен.

Ни один набор кукол, даже самый изысканный, не считается полным без этих двух длинных куколок причудливой формы. В старые времена их всегда делали из бумаги. Позже некоторые семьи, желая соригинальничать, мастерили их из парчи или крепа, но камибина даже из самой роскошной материи называли бумажными куклами[77] и придавали им такую же грубую форму, как некогда их примитивным прообразам. Когда набор готовят к празднеству, этим куколкам не отводят определённое место, как всем прочим, но ставят куда заблагорассудится — за исключением верхнего яруса: он предназначен для императора с императрицей.

Праздник кукол возник ещё в давнюю — тёмную — эпоху синтоизма. В ту пору грешники, взыскующие очищения, окунались в реки. Время и сила денег освободили мышление; ленивые и богатые привыкли посылать вместо себя кого-то другого. Ещё позже появилось убеждение, что достаточно и неодушевлённой жертвы в образе человека: тогда-то и стали мастерить куколок из самого любимого и дорогого. Например, крохотные деревянные катушечки, два кокона или просто пучки шёлка незамысловатой формы — самое ценное, что есть в деревнях ткачей, а в тех регионах, где развито земледелие, — даже фигурки из овощей. Но их непременно было две, мужская и женская, они олицетворяли собой всю семью — и мужчин, и женщин. Со временем куколки, вырезанные из бумаги — в древности она стоила очень дорого, — распространились повсеместно, их стали называть «камибина», то есть бумажные куколки.

В конце концов выбрали общую для всех дату праздника — «первый день змеи третьего лунного месяца», потому что это время, когда дракон меняет кожу, символизирует переход от зимнего мрака греха к свету и надежде весны. Эту традицию соблюдают и по сей день.

В пору сёгуната, когда император считался особой священной и видеть его было нельзя, этот праздник олицетворял ежегодный визит незримого правителя, дабы показать интерес к своему народу и тем самым укрепить преданность к любимому, пусть и невидимому императору. В эпоху феодализма, когда у самураев жена в отсутствие мужа исполняла его обязанности, а детей поручали заботам знатных помощников, этот праздник в подобных семьях был единственной возможностью для девочек поучиться вести хозяйство — обязательный навык для каждой маленькой японки.

Лунный календарь передвинул «первый день змеи» на 3 марта, и после того как нам прислали набор куколок для Ханано, мы каждый год отмечали эту дату, как принято в Японии. Пятиярусную подставку устанавливали в гостиной и накрывали красной тканью. На подставку ставили миниатюрные фигурки императора, императрицы, придворных дам, музыкантов и различных слуг. Была ещё и кукольная мебель, и домашняя утварь. На нижних ярусах размещали столики с блюдами, которые Ханано готовила самостоятельно (я ей самую чуточку помогала) и угощала своих подружек — они всегда охотно присоединялись к ней. Вот так американские подружки Ханано приучились с нетерпением ждать «третьего дня третьего месяца», точь-в-точь как японские девочки без малого тысячу лет.

Один из таких праздников — Ханано тогда было почти пять лет — выдался для неё особенно хлопотливым, поскольку она не только исполняла обязанности хозяйки, но и, преисполнившись важности, лично отвечала на телефонные звонки с поздравлениями. Радостный праздник стал для Ханано ещё счастливее, поскольку её лучшая подруга Сьюзен привела с собой младшую сестрёнку — точёное личико, золотистые волосы, — та только-только училась ходить. Ханано со всеми гостьями держалась приветливо, а к этой изящной малютке отнеслась с особым вниманием. А вечером перед молитвой устремила на меня очень серьёзный взгляд.

— Мамочка, можно я скажу боженьке, чего я хочу? — спросила она.

— Конечно, милая, — ответила я и вздрогнула, когда, склонив голову и сложив ладони, моя дочка проговорила:

— Боженька, привет!

Я потянулась было остановить её, а потом вспомнила, что всегда учила уважать отца как первого после Бога, а к отцу Ханано обращается именно так, когда он далеко и его не видно. Я медленно убрала руку. И снова вздрогнула, услышав торжественный шёпот:

— Пожалуйста, подари мне такую сестричку, как у Сьюзен.

От удивления я лишилась дара речи, а Ханано тем временем дочитала «Спать ложусь на склоне дня».

Укладывая Ханано, я спросила:

— Почему ты попросила у Бога сестричку?

— Потому что у Сьюзен сестричка появилась именно так, — пояснила Ханано. — Сьюзен долго молилась, и вот её сестричка здесь.

Я удалилась не без трепета сердечного, поскольку знала, что молитву её услышат.

Мартовский праздник давно прошёл, и