Акимбеков С. Казахстан в Российской империи - Султан Акимбеков

восстания Пугачёва власти России некоторое время не могли в полной мере рассчитывать на яицких казаков и башкир, многие из которых приняли участие в мятеже под флагом самозванца. Возможно, что именно с этим было связано принятое 7 ноября 1775 года решение коллегии иностранных дел разрешить казахам переход на внутреннюю сторону Яика в зимнее время[255]. Потому что российским властям требовалось некоторое время, чтобы разобраться с Яицким казачьим войском, восстановить его боеспособность, которая была подорвана участием в восстании Пугачёва. Степи Причерноморья и Северного Кавказа после заключения Кучук-Кайнарджийского мира 1774 года также требовали большого внимания.

Хотя очевидно, что такая ситуация не могла продолжаться долго. Россия в скором времени должна была оправиться от последствий восстания Пугачёва. Кроме того, она в принципе уже могла не опасаться нападений кочевников с Северного Кавказа и из Причерноморья, у неё не было теперь необходимости вести с ними степную войну. Следовательно, ей больше не были нужны для этого конные войска из числа кочевников, например, тех же калмыков. Поэтому политика в отношении кочевников в целом должна была неизбежно измениться.

В этом смысле после уничтожения самостоятельности башкир в 1755 году и Яицкого казачьего войска в 1772–1774 годах Россия получила в своё распоряжение вместо условно зависимых, но при этом фактически самостоятельных образований послушные казачьи и башкирские формирования. В результате российская администрация приобретала эффективный инструмент для ведения степной политики. Понятно, что со второй трети XVIII века главной целью такой политики было установление контроля над казахами. После поражения Османской империи и Крымского ханства, ухода калмыков в бывшую Джунгарию, казахи оставались единственным неподконтрольным России крупным кочевым народом у её границ.

Выше указывалось, что для земледельческой империи кочевники в целом были крайне неудобными подданными. Помимо того, что они создавали проблемы на границе, они были ещё слишком независимы. В то время как для империи было важно контролировать по возможности всех её подданных, в том числе потенциально неудобных соседей. Поэтому после ликвидации последствий мятежа Пугачёва было естественным определённое ужесточение политики в отношении казахов.

В это время в России появлялись самые разные варианты политики в отношении зависимых кочевых народов. Теперь это уже не политика внешних отношений, это уже вопрос управления ими. К примеру, «в 1775 году Вяземский, Остерман, Безбородко предложили перевести ряд тюркских народов из кочевого состояния в оседлое с помощью переселения их в район, ограниченный со всех сторон земледельческими поселениями. Цель — освобождение территории для иностранных колонистов. Оседающим предлагалось 8 десятин земли, за год планировалось охватить 250 тыс. кочевников. Помешало этому восстание Срыма Датова»[256]. В данном проекте интересны не столько планы перевода кочевников на оседлость. Более интересно, что власти России, по крайней мере, в административном центре империи, уже чувствовали себя настолько уверенно в степной политике, чтобы рассматривать саму возможность переселять такое количество кочевников и принуждать их при этом к оседлости.

Это говорило о том, что ситуация меняется и постепенно заканчивается то время, когда казахские ханства при всей их организационной слабости и формальной зависимости в некоторых случаях сразу от двух империй, тем не менее пользовались реальной самостоятельностью. Но всё же с 1775 по начало 1782 года ситуация оставалась сравнительно стабильной. Собственно, Россия начинает постепенно менять свою тактику по отношению к казахам только с начала 1780-х годов. Это в конечном итоге приводит к конфликту интересов, как при взаимодействии казахов с Россией, так и внутри Младшего жуза.

В декабре 1782 года был выпущен указ о том, что перегон скота за Урал разрешается только при условии «найма казахами земли. Отсюда открывалась возможность запрещать перегон скота в случае, если не найдётся владельцев земли, которые соглашались бы сдать её в наём казахам, так как хотя указ и не запрещал перегона скота на пустующие земли «внутренней стороны», но и не содержал прямого разрешения такого перегона»[257].

Известно, что против разрешения перегонять скот за Урал выступало бывшее Яицкое, а теперь Уральское казачье войско, в связи с тем, что скот казахов травит заготовленное им сено. Этот факт говорит о восстановлении значения уральских казаков на бывшем Яике, а теперь Урале. Но на этот раз местные казаки выступают в новом для себя формате полностью зависимого от государства образования, обязанного ему военной службой в обмен на предоставленную в пользование землю. Соответственно, вопрос о потраве казачьих сенокосов это уже не проблема отношений между двумя хоть и зависимыми, но всё же самостоятельными образованиями — яицкими казаками и казахами Младшего жуза. На этот раз это конфликт между, условно говоря, государственными служащими или государственными людьми и неподконтрольными этому государству кочевниками. Даже если при этом уральские казаки действуют исходя из собственных хозяйственных интересов.

В следующем 1783 году по всей линии границы начались нападения со стороны казахов Младшего жуза на российские укреплённые пункты. 3 июля 1783 года Екатерина II в связи с этим направила письмо симбирскому и уфимскому наместнику генералу Апухтину. Письмо очень интересное. С одной стороны, императрица говорит о «пресечении всех подобных шалостей с их (нападений на крепости со стороны казахов. — Прим. авт.) стороны». С другой — продолжая это предложение, она пишет: «не могу, однако ж, оставить без примечания, что как таковые нападения их не могут быть без какого-либо поводу, и особливо, не подаст ли к тому причины проведение каких-либо на границе начальников»[258]. Из этого внутреннего документа становится очевидным, что в политическом центре власти России в этот момент не было какой-либо чёткой программы действий в отношении казахов Младшего жуза. Поэтому Екатерина и стремится выяснить причину казахских нападений, полагая, что они могут быть, в том числе вызваны и действиями пограничных чиновников.

Здесь стоит отметить, что в 1780-х годах у России не было особого интереса к казахским степям. Российские власти в целом были удовлетворены сложившейся на границе ситуацией. Казахи получили доступ к пастбищам на правом берегу Урала, они зарабатывали на транзите грузов, а также торговали на российских рынках. По крайней мере, в период с 1775 по 1782 год особенной активности на границе не происходило, включая нападения на русские опорные пункты. Иначе зачем вдруг самой Екатерине интересоваться причиной казахских нападений 1783 года. Значит, это было экстраординарное событие.

Скорее всего, дело здесь в том, что для России с 1774 года казахское направление имело заведомо второстепенное значение. Главный её приоритет был связан с так называемой Новороссией, с политикой освоения степных территорий Причерноморья. Так, в апреле того же 1783 года, за несколько месяцев до письма