Скотленд-Ярд. Самые громкие убийства, которые расследовала полиция Лондона - Саймон Рид

конце концов он разрешил мне осведомиться, не соблаговолите ли вы изучить медицинские свидетельства, приведенные в ходе нескольких коронерских следствий, и высказать ему свое просвещенное мнение на сей счет[547].

Бонд изучил отчеты о вскрытии четырех первых жертв Потрошителя. В ходе этих изысканий он также провел посмертный осмотр тела Мэри Джейн Келли. 10 ноября Бонд прислал Андерсону текст, который считается первой попыткой профайлинга и «медицинского анализа, связывающего несколько убийств воедино на основании медицинских данных»[548].

Доктор Бонд абсолютно не сомневался, что все пять женщин стали жертвой одного и того же преступника. Первым четырем Потрошитель перерезал горло слева направо. Тело Мэри Джейн оказалось настолько изувечено, что никто не мог определить, какая рана стала для нее первой. Бонд не считал, что убийца обладает какими-либо познаниями в медицине. «В каждом случае все раны, обезобразившие тело, были нанесены человеком без всяких анатомических или вообще научных познаний, — писал он. — На мой взгляд, он не обладает даже чисто техническим знанием мясника, забойщика лошадей или еще кого-либо привыкшего разрезать мертвых животных».

Хотя на кистях рук Мэри Джейн обнаружили раны, позволявшие предположить, что она пыталась защищаться, Бонд выразил мнение, что убийца во всех случаях действовал внезапно и свирепо, заставая своих жертв врасплох. «В случае с преступлением на Дорсет-стрит, — писал Бонд, — угол простыни справа от головы женщины оказался пропитан кровью и сильно изрезан. Это показывает, что во время нападения лицо, возможно, было накрыто простыней». То, что тела жертв так изувечены, «ясно показывает, что во всех случаях целью было именно обезображивание тела». Орудием каждого убийства «служил, по всей видимости, прочный нож не менее шести дюймов длиной, весьма острый, с лезвием, заостренным на конце, шириной около дюйма. Это мог быть складной нож, или мясницкий нож, или хирургический скальпель. На мой взгляд, нет никаких сомнений, что это нож с прямым лезвием». Сама наглость убийств, совершаемых в основном на улице и доводимых до обезображивания тела, вроде бы недвусмысленно указывала на то, что «убийца наверняка обладает большой физической силой, хладнокровием и дерзостью».

Сидя у себя в кабинете при свете лампы с разложенными на столе материалами дела, содержавшими все эти чудовищные детали, Бонд погрузился в психологию Потрошителя:

Как мне представляется, это должен быть мужчина, подверженный периодическим приступам маниакального желания убивать вкупе с эротической манией. Характер ран, нанесенных жертвам, показывает, что субъект, возможно, страдает особой формой полового расстройства, так называемым сатириазом. Разумеется, нельзя исключить, что порыв к убийству мог развиться из мстительного или мрачно-задумчивого состояния рассудка или же что изначальным душевным недугом, из которого выросли остальные, стала религиозная мания, однако я не считаю вероятной ни ту, ни другую гипотезу.

Убийца, по-видимому, мог спокойно приближаться к женщинам, не вызывая у них страха. Мэри Джейн сама отвела его к себе. Это позволяло предположить, что у него вполне нормальный облик, «что это мужчина средних лет, который выглядит довольно безобидно» и одет аккуратно. «Полагаю, — писал Бонд, — он наверняка обзавелся привычкой ходить в плаще или пальто: если бы кровь на его руках и одежде была заметна, он едва ли избежал бы внимания прохожих». Бонд заканчивал свою оценку такими выводами:

Вероятно, он ведет уединенную жизнь и чудаковат в своих привычках. Скорее всего, это человек без каких-либо постоянных занятий, тем не менее получающий какой-то скромный доход или пенсию. Возможно, он живет среди вполне почтенных людей, которые немного знают его характер и привычки — и у которых, быть может, имеются основания подозревать, что временами он не совсем здоров душевно. Однако такие свидетели, вероятно, не пожелают сообщать полиции о своих подозрениях — из опасения неприятностей или дурной славы. Впрочем, если бы перед ними маячила перспектива вознаграждения, они могли бы перебороть свою щепетильность[549].

Аналитическая записка Бонда представляет собой очень увлекательное чтение, но можно лишь догадываться, насколько точны его умозаключения. По-видимому, это первый в истории документ, автор которого старается вывести особенности личности и психологические черты преступника на основании изучения места преступления, однако в конечном счете этот «профиль» принес мало пользы: полиция вела расследование словно бы ощупью, то и дело арестовывая случайных подозреваемых (а потом отпуская их за недостатком улик) — и никуда толком не продвигаясь. Вину (возможно, несправедливо) возложили на комиссара Уоррена; общество по-прежнему припоминало ему фиаско с британским «кровавым воскресеньем». «Сэр Чарльз Уоррен, — провозглашала Lloyd’s Weekly Newspaper, — по-видимому, считает, что его обязанность — надзирать за общественной нравственностью, разгонять народные выступления и вообще солдафонскими мерами насаждать хорошее поведение среди населения. Но это никак не способствует предотвращению, выявлению и раскрытию преступлений»[550].

Уоррен отозвался на эти упреки статьей в журнале Murray’s Magazine, важно озаглавленной «Полиция столицы». Он подчеркивал, сколь большие усилия предпринимает Скотленд-Ярд, чтобы поймать ист-эндского душегуба, но затем (это было, конечно, очень неразумно) обрушивался на публику и прессу за то, что они недостаточно помогают полиции. По сути, Уоррен заявлял, что вполне поддерживает самосуд. Однако еще более вопиюще-возмутительными стали жалобы на то, что он лишен прямого контроля над CID. Министр внутренних дел без особой доброжелательности отнесся к этому публичному перечислению обид и сделал Уоррену выговор. Старого служаку рассердило такое обращение с ним, и он не стал скрывать раздражения. Уоррен, военный до мозга кости, предпочитал отдавать приказы, а не получать их. Его терпение лопнуло, и 9 ноября 1888 года он подал в отставку — в тот самый день, когда обнаружили тело Мэри Джейн. Место Уоррена на посту начальника полиции занял Джеймс Монро, бывший помощник комиссара[551].

* * *

Дело Потрошителя стало частью более обширной серии из 11 нераскрытых умерщвлений — так называемых уайтчепелских убийств. Все началось в апреле 1888 года, когда зарезали Эмму Смит, а закончилось в феврале 1891 года, когда убили Фрэнсис Коулз. Большинство жертв (а возможно, и все) зарабатывали на жизнь проституцией. Эмму Смит изнасиловали каким-то тупым орудием; она не сразу скончалась от ран и успела сообщить полиции, что на нее напала целая шайка. Но все эти убийства в тот или иной момент приписывали Джеку.

Одну жертву так и не опознали — ее туловище нашли под железнодорожным мостом на Пинчин-стрит в предрассветные часы 10 сентября 1889 года. Полиция сочла, что Потрошитель тут ни при чем. «Стало совершенно очевидно, — отмечал старший инспектор Дональд Суонсон в отчете по делу, — что в данном случае преступник не покушался на половые органы жертвы, чего нельзя сказать о череде уайтчепелских убийств,