Тридевятое. Книга первая - Ирина Кизимова

Иван буквально влетел во двор царского терема, едва не сбив дежуривших у ворот стрельцов, один из которых тут же побежал докладывать о его прибытии. Подоспевший конюший помог царевичу спешиться и откланявшись увёл порядком уставшего от бесконечной езды Сивого в стойло. Заметившая царевича, одна из многочисленных служек, промокнула глаза платком, окидывая его печальным взглядом, но тут же поспешила по делам, вливаясь в общий поток снующих туда-сюда людей, опасаясь расспросов.

— Где тебя только носило, Иван? — вышел к младшему брату Сергей, которому только что доложили о его прибытии.

— Что произошло? — спросил тот, уже предполагая, что произошло нечто нехорошее, и брат в своём ответе тут же подтвердил его худшие опасения.

— Царь-батюшка вчера представился.

— Не может быть… — младший глубоко вздохнул, стараясь сохранить самообладание и унять появившуюся дрожь в коленях.

— Это было вопросом времени, отец был болен несколько лет, ты сам знаешь. — коротко ответил Сергей, будто говорил о чём-то обыденном, с чем давно уже успел смириться.

— Да, но всё же я не был готов потерять его так скоро.

— Тело с утра омыли, сейчас оно в царской горнице, ты можешь зайти к нему, чтобы попрощаться. Завтра тело царя-батюшки будет предано священному огню.

С этими словами старший царевич удалился решать насущные дела касательно грядущих похорон, времени болтать с младшим братом у него не было даже сейчас, когда они должны были сплотиться, переживая общее горе.

Иван проводил его долгим взглядом, в голове мелькнула мысль зайти сначала к Василисе и поговорить с ней, девушка, наверняка, сейчас помогла бы ему утешиться и подбодрила бы ласковым словом. Однако он всё ещё не мог решить, что делать со словами Кощея Бессмертного. Как бы Иван ни старался отрицать правдивость со стороны чародея, слова об истинной любви, которой под силу снять проклятие, посеяли зерно сомнения в его душе. Царевич осторожно сжал кольцо, подаренное Глебом, хорошо спрятанное под слоями одежды, словно набираясь от него решимости, и, войдя внутрь терема, двинулся в противоположном от собственной горницы направлении.

Стрельцы у дверей покорно расступились при виде младшего царевича, без расспросов пропуская того в горницу покойного царя-батюшки.

Внутри было непривычно темно, а в воздухе витал пока ещё слабый, но хорошо различимый тошнотворно-сладковатый запах недавнего покойника. На большом дубовом столе, за которым обычно собирались бояре, облачённый в белые похоронные одежды, лежал его отец — почивший царь Берендей, мудро правивший Тридевятым царством тридцать лет и три года.

Иван с трудом заставил себя не отвернуться, а взять батюшку за хладную руку, осторожно сжав закоченевшую морщинистую ладонь в своих руках. Он опустился перед столом на колени, прижимаясь лбом к сомкнутым рукам, пытаясь мысленно донести прощальные слова до почившего отца, коря себя за то, что был так далеко, когда ему требовалась помощь и забота.

Застывший рядом с покойным, Иван не заметил, как в углу что-то зашевелилось. Прошка словно мышь бесшумно показался из темноты и тут же упал в ноги к царевичу, заставив того с ужасом отпрянуть от тела и буквально упасть на пол.

— Не вели казнить меня, Иван-царевич, вели слово молвить! — повинился царский служка. — Не уберёг я царя-батюшку!

Иван тяжело вздохнул и подвинулся к каявшемуся мальчику, ласково потрепав его по светлым волосам.

— Это не твоя вина, Прохор. Царь-батюшка давно был серьёзно болен, и хворь-таки забрала его у нас. — попытался утешить мальчика Иван, однако тот только сильнее приложился головой об пол в отчаянных попытках вымолить прощения не то у Ивана, не то у покойного царя, он полностью игнорировал попытки царевича успокоить его.

— Государь давно боролся с болезнью, но ему стало хуже в последние недели, в аккурат после вашего отбытия. — он осторожно поднял глаза на Ивана, словно боясь возмездия с его стороны, кровь тонкой струйкой стекала с разбитого лба, но мальчонка даже не поморщился и не попытался стереть её. — Всё началось с малого. Царь слаб стал, после каждой трапезы тут же испражнялся, а живот его болел так, что иногда терпеть мочи не было, и сознание покидало его. Я звал лекарей на помощь, но царь-батюшка всегда был этим недоволен, иногда рвался поколотить их, а после и вовсе бредить стал, не подпуская к себе никого, однажды только вас велел позвать…

Сердце царевича сжалось.

— В последнюю неделю всё тело его сводило так, что не можно было двигаться. Мне казалось, что царь-батюшка не то коченеет от холода, не то силы покидают его, и вот-вот дух выйдет вон. — мальчик всхлипнул и с размаху ударил себя по щеке, пытаясь прийти в чувства. — Хоть и ругал меня царь на чём свет стоит, я не отходил от него ни на шаг, размачивал ржаной хлеб в молоке дабы хоть чем-то накормить. Но государь наш ни стараниями лекарей, ни внутренней силой, не смог побороть болезнь.

Иван прикрыл глаза, массируя виски, последние дни жизни его отца были ужасны, и от представления как родной человек мучался, на глаза навернулись горькие слёзы, но он нашёл в себе силы кивнуть, чтобы Прошка продолжал. Мальчику, судя по его состоянию, было ещё хуже. Он был сиротой и буквально вырос в царском тереме на глазах у его обитателей.

— Вчера утром царь не смог есть, даже говорить был не в силах, словно что-то сжирало его изнутри, а если я и слышал бормотание, то не понимал ничего. Лекари разводили руками, ваша супруга тоже была с ним до самого конца, пытаясь исцелить, но не смогла ничем помочь. Около полуночи, царь наш отошёл в мир иной.

Хоть это и был конец рассказа, Иван молчал, переваривая услышанное. Болезнь отца была неизвестной природы, никто не мог точно установить, как её побороть, и не знал, какой у всего этого будет конец. Объяснения почему хворь усугубилась, когда он отбыл на поиски Кощея Бессмертного у него не было. Возможно, просто совпадение. Вот если бы здесь был Глеб, он бы… Нет, Глеба для Ивана больше не существовало, он взял кольцо, как память, но больше не желал видеть бывшего друга по крайней мере в ближайшее время пока не разберётся со всеми насущными делами. Для начала царевич решил просто поговорить с женой. Василиса многое сделала для отца в его отсутствие, и должно было хотя бы искренне её поблагодарить.

— Это я виноват, я должен