Тридевятое. Книга первая - Ирина Кизимова

Василиса взяла его руку и легко сжала в своей всего на мгновение, делясь приятным теплом.

— Ступай, милый мой, Иван-царевич, мы поговорим позже, а сейчас ты нужен мальчику.

Иван благодарно кивнул и покинул горницу, направившись в другую часть терема.

Василиса дождалась, пока стихнут его шаги, и подошла к окну, взирая на ночной Царьград.

— Как же я не хотела к этому прибегать. — прошептала она, наблюдая за тем, как ныне полная Луна освящает крышу дома главного казначея.

Она обернулась, убеждаясь в том, что за ней никто не следит, и Иван не успел вернуться, а затем растворилась в воздухе, рассыпавшись роем серебристых искорок.

* * *

Иван тем временем успел добраться до другой части терема и с помощью других служек найти комнату, куда стрельцы принесли тяжело больного Прошку.

— Как его состояние? — справился он у лекаря.

— Худо. — только покачал тот головой. — Словно хворь от царя малой подхватил.

— Но ведь царь-батюшка был болен уже несколько лет, а Прохор служил ему с самого детства. Почему он подхватил её только сейчас?

— Сие мне неведомо, Иван-царевич. Раньше не сталкивался с таким недугом. Все, знакомые мне лекари, также не знают причины хвори, сразившей царя-батюшку.

— Неужели ничего нельзя сделать, и мальчик тоже умрёт?

— К несчастью, это один из самых вероятных исходов. — честно признался лекарь. — Можно считать, что малой уже не жилец. Жаль-то как… Совсем немного на свете пожил.

— Негоже хоронить ещё живого человека. — нахмурившись, покачал головой Иван.

— Похожая хворь окончательно сгубила царя-батюшку, у мальца мало шансов побороть её.

— И всё же, если мы постараемся что-то сделать, он будет жить. Нам нельзя сдаваться!

Лекарь тяжело вздохнул и замолчал, в отличие от царевича он пытался трезво смотреть на ситуацию, и сделав всё, что было в его силах, сейчас просто старался облегчить участь мальчика.

Затянувшуюся тишину прервал постучавшийся в дверь мальчик служка, он держал в руках краюшку черного хлеба да крынку молока.

— Я принёс хворому отужинать. — сказал он с трепетом взглянув на царевича, которого раньше мог видеть лишь издали, и сейчас поразился тем, что застал его у постели своего старшего друга.

— Оставь и выйти вон. — сказал лекарь, не удостоив того даже взглядом.

Мальчик послушно кивнул и, оставив еду на лавке, выскочил за дверь.

— Вы очень добры, Иван-царевич, но сейчас вам лучше подготовиться к похоронам царя-батюшки, чем думать о мальчонке. Насколько смогу, я постараюсь облегчить его страдания, но шансы на удачный исход ничтожны.

— Разве лекари не ставят спасение жизни человека выше похорон почившего? — с негодованием спросил Иван.

— Я уже объяснил, что не знаю причины хвори ни вашего отца, ни его служки. Это доселе невиданная напасть, неподвластная ни моим, ни иным знаниям.

— И всё же вы поступаете бесчеловечно. Для вас слуги всего лишь сброд, а о моём отце вы иначе думали? Или тоже развели руками и ничем не могли ему помочь? Царь-батюшка умер в страданиях!

— Смилостивитесь, Иван-царевич! Я до последнего делал всё, что в моих силах! Ежели мне не верите, то жену свою спросите. — попытался оправдаться лекарь, жёсткий тон, ранее не свойственный младшему царевичу, напугал его.

— Тогда вам стоит больше узнать о хворях, иначе вы покинете это место. — строго сказал Иван, а после вышел, хлопнув дверью.

Даже ночью в царском тереме было многолюдно, с трудом Иван смог найти свободный уголок и тут же сел на пол, привалившись к стене спиной. Только сейчас он почувствовал, как свинцовым грузом навалилась на плечи усталость, а головная боль клещами сдавливала тиски, ободом сомкнувшись вокруг лба. Спать не хотелось, даже скорее просто не моглось. Царевич чувствовал вину за то, что сорвался на ни в чём не повинном лекаре, который всё это время пытался спасти жизнь царя-батюшки, пока Иван гонял чаи в тереме Кощея Бессмертного и часами болтал с Глебом. На душе было так погано, что хотелось волком выть, но как он мог исправить то, что уже случилось?

Царевич хотел помочь Прохору, который верой и правдой несколько лет служил царю, а сейчас находился при смерти из-за неизвестной никому из лекарей хвори. Сложно было осознавать собственное бессилие.

Кольцо машинально нащупалось под рубашкой, он держался за него как за тоненькую соломинку, решая, как теперь поступить. Суровый, но умный Глеб виделся ему надеждой, но, возможно, он так же в обиде на царевича за то, что произошло в Кощеевом тереме. Может, Глеб как и Иван чувствовал, что до сих пор не готов ко встрече с другом после всего, что произошло за последние дни. Или он всё же преувеличивает?

Царевич не знал, сколько просидел у стены, пытаясь решить, как ему поступить. И сам не заметил, как губы вымолвили одно только имя, что так и вертелось у него на языке, и в которое он вцепился как в последнюю ускользающую надежду.

Иван прикрыл глаза и устало вздохнул, находясь в состоянии не то сна, не то отчаянного бреда, не замечая ничего вокруг, как вдруг знакомый холодный голос пробился сквозь пелену наваждения:

— Мне до утра ждать, пока ты проспишься?

Иван распахнул глаза, удивлённо глядя на знакомую фигуру рядом с собой, а затем протёр глаза и ущипнул себя за щеку, проверяя не видение ли перед ним.

— Ты сам позвал меня, а теперь удивляешься?

— Не знал, что это будет настолько просто. — вымученно улыбнулся Иван и, пошатываясь, поднялся на ноги.

— Ты дурак что ли? — незлобно заворчал юноша. — Я же объяснял, как работает кольцо — поймёт и ребёнок.

— Прости, я просто рад, что ты здесь

Иван хотел было рассказать, зачем позвал друга, но его внимание привлекло поведение Глеба, который с беспокойством пробегал взглядом по окружающей обстановке, словно оценивая территорию, разве что не принюхивался как охотничий пёс, с каждым мгновением становясь всё мрачнее и мрачнее.

— Мне жаль. — наконец сказал он. — Я чувствую смерть в царском тереме.

— Пока я был во владениях Кощея Бессмертного, мой отец скоропостижно скончался от неизвестной болезни. Она годами убивала его, но усугубилась с моим отъездом. Царя-батюшку уже не вернёшь, но я хотел попросить тебя помочь нашему служке Прохору, по словам лекаря, он сейчас испытывает