Клуб «Непокорные» - Джон Бакен

Одно, как мне казалось, я понимал ясно — значение Скуле Скерри. Согласно какой-то алхимии природы — какой, я мог лишь догадываться, — он оказался на пути, где Север пускает в ход свои чары, подвесной дорогой для магнетизма, для привлекательности жестокой морозной Крайности, в которую человек может проникнуть, но подчинить или понять — никогда. Хотя широта была всего 61°, пространство составляли сплошные складки и остров был краем мира. Птицы это знали, и пожилые северяне, примитивные, как птицы, знали это. Вот почему шхере, не заслуживающей внимания, дали имя воинственного ярла. Старая Церковь знала это и основала часовню для изгнания демонов тьмы. Мне было интересно, что представало взору отшельника, чья обитель располагалась как раз на том месте, где нынче сжимался от холода я, что видел отшельник в зимних сумерках.

Быть может, отчасти оттого, что бренди подействовал на пустой желудок, отчасти из-за отчаянного холода, но мой мозг, несмотря на усилия мыслить рационально, начал работать со скоростью динамо-машины. Трудно объяснить мое настроение, но во мне, казалось, жили два человека: один — разумный и современный, пытающийся сохранить здравомыслие и с презрением отвергающий фантазии, которые другой, устремленный назад, в давнее прошлое к чему-то элементарному, плел яростно и неутомимо. Но второй взял верх… Я почувствовал, что меня сорвало со всех моих якорей, и я стал обычным бродягой в неизведанных морях. Как там говорят немцы? Urdummhet[142] — первобытный идиотизм? Вот что со мной случилось тогда. Я выпал из цивилизации и попал в Запределье, ощутил его чары… Я утратил способность думать, но не утратил способность помнить, и то, что я читал о скандинавских путешественниках, вернулось ко мне с потрясающей настойчивостью. Эти люди познали запредельные ужасы — Морские Стены там, в самом конце мира, Океан, Леденящий Кровь, с его странными тварями. Эти люди не уплывали на север, как мы, на пароходах с современной пищей и с современным оборудованием, сколачивая команды и экспедиции. Они уходили в море почти в одиночку на хрупких галерах и узнали о мире то, что мы так никогда и не смогли узнать.

А затем меня осенило. Я искал пароль, и внезапно нашел его. То было «proxima Abysso»[143] Адама Бременского. Этот остров находился рядом с Бездной, а Бездна была тем бледным миром Севера, что был отрицанием жизни.

Это злополучное воспоминание стало последней каплей. Помню, я заставил себя встать и попытался снова разжечь огонь. Но дрова по-прежнему были слишком влажными, и тут я с ужасом понял, что у меня осталось слишком мало спичек, причем несколько коробок было испорчено в то утро. Шатаясь, я прошел несколько шагов и увидел старую кадку с маслянистыми отходами, что Джон оставил для меня, и чуть было не зажег ее. Но какие-то остатки мужества помешали мне сделать это, — я не мог признать свое поражение таким ребяческим способом, — я должен был подождать, пока Джон Рональдсон не прибудет за мной на следующее утро. Вместо этого я сделал еще один глоток бренди и попробовал съесть несколько размокших сухарей. Но я едва мог глотать; адский холод, вместо того чтобы возбудить голод, вызвал во мне лишь неистовую жажду.

Я заставил себя снова сесть лицом к земле. Я, видите ли, с каждым мгновением становился все более ребячливым. Мне пришла в голову идея — мыслью назвать ее не могу, — что по дороге с севера должно прийти нечто страшное и странное. Должно быть, с нервами у меня было совсем плохо, потому что, хотя мне было холодно, голодно и я жутко устал, я почти не осознавал стесненности своего физического состояния. Сердце у меня трепетало, как у испуганного мальчика, а другая часть меня все время стояла в стороне и твердила мне, чтобы я не был чертовым дураком… Думаю, что, если бы я услышал шорох стаи перелетных птиц, я, возможно, взял бы себя в руки, но ни одна благословенная птица не приблизилась ко мне в течение целого дня. Я провалился в мир, что убил жизнь, во что-то вроде Долины, где царила Тень Смерти.

Туман подавил долгие северные сумерки, и вскоре стало почти темно. Сначала я подумал, что это мне поможет, и, вытащив несколько полусухих пледов, устроил себе спальное место… Но даже если бы зубы у меня перестали стучать, уснуть я бы все равно не смог, потому что мной овладела новая совершенно идиотская идея. Пришла она, когда я вспомнил слова, сказанные Джоном Рональдсоном на прощание. Что он там сказал о Черном Силки, что всплывал из глубины и сидел на корточках вот на этой шхере? Бред сумасшедшего! Но на этом затерянном острове, где ночь становилась все темнее и где вокруг плескались ледяные волны, был ли еще такой ужас, в какой невозможно было поверить?

Тем не менее явный идиотизм идеи вызвал во мне реакцию. Я схватился за голову обеими руками и обозвал себя дураком. Я даже смог раскинуть умом и порассуждать о собственной глупости. Я знал, что именно со мной не так. Я страдал от паники — физического заболевания, порожденного естественными причинами, объяснимого, но до конца так и не объясненного. От него страдали двое моих друзей. Один из них заболел в одинокой узкой долине в Ётунхейме[144], да так, что пробежал целых десять миль по каменным холмам, пока не нашел себе пристанище и какое-никакое человеческое сообщество. Другой — в баварском лесу, где он и его проводник часами продирались через чащу, пока не упали, как бревна, выйдя на большую дорогу. Подумав, я нашел силы взять себя в руки и прикинуть, что со мной будет в самом недалеком будущем. Если мои страдания были физическими, то ничего не было постыдного в том, чтобы поискать способ вылечиться как можно быстрее. Не медля более ни минуты, я должен был покинуть этот богом забытый остров.

С местом, обустроенным под сигнальный огонь, все было в порядке: Джон установил его в самой высокой точке острова и покрыл торфом. Одной из немногих спичек, оставшихся у меня, я поджег маслянистые отходы, и в небо взметнулось огромное дымное пламя.

Жуткой была полутьма, но эта внезапная яркость была еще более жуткой. На какой-то момент сигнальный огонь придал мне уверенности, но когда я посмотрел на воды, которые, зловеще освещенные, двигались вокруг меня, все мои ужасы и страхи вернулись ко мне… Сколько времени понадобится Джону, чтобы добраться до меня? Огонь немедленно увидят