Генералы и полковники РККА в плену в годы Великой Отечественной войны - Олег Игоревич Нуждин

Дегтянка. Именно здесь немцы настигли ее, когда в ее составе оставалось около 20 (по другим донесениям, 100) человек и атаковали. Генерал М. Г. Ефремов погиб в бою, остальные часть убиты, частью взяты в плен.

Всего из группы командарма солдаты немецкой 268-й дивизии захватили 761 человека, в их числе 135 командиров, и насчитали 1 259 убитых. Генерал М. Г. Ефремов стал жертвой атаки группы обер-ефрейтора Гархаммера из 499-го пехотного полка. Особое внимание вызвал факт, что уничтожение группы командарма пришлось на 20 апреля – день рождения фюрера [236, Fr. 182].

Про командующего 33-й армии генерале М. Г. Ефремова 19 апреля 1942 г. в штабе немецкой 17-й пехотной дивизии от захваченных пленных поступили сведения, что он-де готов перебежать, но опасается, что будет застрелен. По сведениям штаба 268-й дивизии, полученных не иначе как от тех же пленных, генерал М. Г. Ефремов, когда положение стало безвыходным, застрелился сам. Имена свидетелей с советской стороны последнего боя командарма и тех, кто мог поведать о последних мгновениях его жизни, на данный момент не известны.

О том, как и где это произошло, достоверных сведений пока что нет.

В книге по истории 20-й танковой дивизии можно найти такие строки: «В последующие дни отдельные группы (окруженных – О.Н.) стали жертвами зачисток, в том числе группы с необычно большим количеством высокопоставленных командиров, однажды два полковника, подполковник (парашютист), майоры, капитаны, лейтенанты. Семеро офицеров избежали пленения путем самоубийства. Потом поступил в качестве пленного один полковник, который показал, что является заместителем заболевшего командующего Ефремова и командующего армейской группой» [114, S. 126]. В последнем случае, вполне вероятно, речь идет как раз о полковнике М. Л. Олехвере. Из донесения 17-й пехотной дивизии следует, что его пленение произошло на западном участке ее обороны примерно в 9.30 по берлинскому времени 15 апреля 1942 г. [8, Fr. 380].

По данным современных исследователей, отряд генерала М. Г. Ефремова, в котором насчитывалось около двухсот человек, 19 апреля расположился в лесу между деревнями Дегтянка и Горнево. Здесь его обнаружили и атаковали немцы. Генерал М. Г. Ефремов был вновь ранен и, не желая попасть в плен, застрелился. Рядом с ним покончили с собой еще несколько командиров, фамилии которых неизвестны.

Как установили исследования В. М. Мельникова и С. Е. Михеенкова, единственным оставшимся в живых очевидцем последнего боя генерала М. Г. Ефремова, воспоминания которого удалось записать, оказался подросток А. Н. Сизов. Он отмечал следующее: «то, что командующий ранен, я не видел. Мы тогда все … находились шагах в двадцати от Ефремова и его товарищей. И вот мы вышли к поляне на краю леса. Командующий там сел с комиссаром, напротив сели еще три человека. После этого генерал выстрелил … в себя. Тут раздались новые пистолетные выстрелы. Застрелился комиссар, который был одет в полушубок, застрелился тот, кто сидел возле Ефремова, напротив его, и был одет в кожанку, и еще двое начальников застрелились. Немцы были уже перед самой опушкой нашего леса» [397, с. 650–651]. Услышав выстрелы, они, не разобравшись, открыли ответный огонь.

По воспоминаниям А. П. Ахромкина, утром 15 апреля рядом с командующим оставались майор М. Ф. Водолазов и начальник особого отдела Д. Е. Камбург [397, с. 691]. Акт судебно-медицинской экспертизы, проведенной в 1943 г., зафиксировал наличие прижизненного ранения у генерала М. Г. Ефремова в седалищную кость, которая лишила его возможности самостоятельно передвигаться, что, по мнению ее авторов, стало причиной самоубийства из опасения попасть в плен.

В. М. Мельников на этом основании утверждал, что это ранение командарм-33 получил перед своим последним боем, и он даже пытался идти самостоятельно, а потом его несли на носилках. Покончил с собой генерал М. Г. Ефремов выстрелом в правый висок [397, с. 722–723].

Однако наличие в раневом канале осколков кости может быть свидетельством не только того факта, что человек после ранения еще передвигался, но и того, что пуля имела низкую начальную скорость и поэтому не пробивала, а дробила кость. Также следует обратить внимание на слова А. Н. Сизова, который утверждал, что не видел, чтобы командующий получил какое-то ранение. Наверное, подросток запомнил бы тот факт, что командарма несли на носилках. Тогда возникает вопрос, когда же генерал получил это ранение в седалищную кость?

С. Е. Михеенков обратил внимание еще на одну деталь. Если командующий застрелился сам, то «тут возникает еще один вопрос: почему рана у командарма оказалась в области правого виска, тогда как он был левша? Во время боя в лесу он стрелял из автомата и винтовки с левого плеча. Как же еще мог стрелять левша?» [399, с. 341. Прим. 2]. Если исследователь прав, то вся история с самоубийством командарма-33 рассыпается в прах. И тогда остаются две версии его гибели – или от случайного попадания вражеской пули в голову, или в результате преднамеренного убийства каким-то третьим лицом, возможно, капитаном госбезопасности Д. Е. Камбургом. Мотив у последнего мог быть самый очевидный: раненый командарм ни при каких обстоятельствах не должен попасть в немецкий плен.

Немецкий документ содержит некоторые подробности, касающиеся обстоятельств обнаружения тела погибшего генерала М. Г. Ефремова. В нем говорится: «среди уничтоженной в лесу у Дехтянки (Dechtjanki) группы противника в количестве 200 человек находилось тело (Leiche) командующего 33-й армией, который застрелился. Личность генерала Ефремова была установлена русскими офицерами и бумагами» [15, Л. 5]. Сами немцы момента гибели командарма не видели, и о его смерти утверждали уже с чужих слов.

Многое исследователи связывают гибель группы командарма с убийством полковника Н. К. Ушакова начальником особого отдела армии капитаном Д. Е. Камбургом. Никто достоверно не знает, что именно послужило причиной. Предполагается, что особист заподозрил акт саботажа или преступной халатности со стороны полковника, поскольку при попытке переправы через р. Угра утонула последняя рабочая рация и группа лишилась связи с Большой землей. Узнав об этом, генерал М. Г. Ефремов, якобы, произнес: «Дурак!» [399, с. 244].

Возможно, полковник Н. К. Ушаков мог разочароваться в возможности выйти из окружения и решил сдаться в плен. Или же капитан Д. Е. Камбург заподозрил его в этом и, не разбираясь в сущности дела, поступил так, как ему предписывала инструкция: расстрелял его на месте. В такой ситуации произнесенное генералом М. Г. Ефремовым слово «дурак» в равной степени могло относится к каждому из них.

Группа военврача 1-го ранга И. С. Жорова откололась от основной еще 18 апреля, видимо, после боя у переправы. Ее возглавил военком минометного дивизиона Лобастов. Она вышла к