Развод в 50. Двойная жизнь мужа - Анастасия Дмитриевна Петрова

— Мне несложно, если ты позволишь. — перенимает инициативу Зарудный.

Даю ему эту возможность обслужить нас.

На кухне он сразу же направляется к кофемашине, не спрашивая, что я буду. Вероятно, за столько лет эта информация въедается в тебя. Я же сажусь за стол и наблюдаю за его действиями. На языке крутится вопрос, который оставляет за собой массу необъяснимых сомнений.

— Как там Ольга? — наконец, не ожидая от само́й себя, на выдохе выпаливаю.

Замечаю, как его рука застывает в воздухе у кнопки старта. Сама же, кажется, не дышу. Хоть и должна бы уже привыкнуть после всего, что случилось.

Гордей медленно поворачивается, а затем решительно шагает ко мне. Сглатываю, не представляя, что он скажет.

Садится напротив не спуская своего тяжёлого взгляда. Так и сидим, пронзительно глядя друг на друга, будто уже начали этот внезапный диалог. Без кофе и слов, лишь с сердцем, которое в этот момент, даже, будучи растоптанным, чувствует свою половину души.

Глава 66. Гордей

Несколько месяцев назад

— Ты не мог бы со мной съездить сегодня к врачу? — Ольга звонит неожиданно, прерывая меня от работы. — Я нашла хорошего специалиста, он предлагает новые методики лечения.

— У меня очень много работы. Поезжай одна, потом расскажешь.

— Гордей, — Ольга устало вздыхает, — ты от меня как от огня бежишь. Я прошу тебя сделать это ради сына. Ты тоже должен послушать, что нам скажут.

Я задумываюсь. Я бы и правда хотел поучаствовать и встретиться с врачом, потому что Паше нужен новый подход к лечению. Но лишний раз пересекаться с Олей — нет никакого желания.

Знаю, что сам дал ей повод думать, что между нами что-то большее, чем сын. Это ведь к ней я постыдно сбегал последние годы — каждый раз, когда у меня были трудности. Прекрасно справлялся с тем, чтобы зарываться головой в песок.

А сейчас надоело. Надоело вести эту тайную жизнь. Не могу больше смотреть в глаза Марты. Мы наконец-то отбросили с ней наши обиды, у нас только начало налаживаться. Мне снова двадцать, и я встречаюсь с самой красивой и умной девчонкой.

Только тот двадцатилетний Гордей был чист, как белый лист. Ему было что предложить юной рыжей девушке.

А этому Гордею… предложить нечего. И всё же за семью бороться надо. Я должен наконец-то сказать Марте правду. Пусть она проклинает меня, но лгать больше нет сил. Устал жить как на пороховой бочке.

Не знаешь, где рванёт.

— Ладно, я подъеду. Скинь адрес.

Ольга благодарит меня, начинает вновь свою шарманку про любовь, но я уже кладу трубку.

До приёма у врача остаётся немного времени на работу, чтобы закрыть важные дела. Сердце отчего-то сегодня беспокойно бьётся. Я пишу своей жене, спрашиваю, как дела.

У неё лекция… Наверное, поэтому она молчит.

Что ж, ладно. Через несколько дней я планирую свой приезд в Москву, наберусь смелости и всё расскажу. Закончу этот порочный круг.

Оля ждёт меня в приёмной. Как только замечает мой силуэт — тут же вскакивает и идёт навстречу. Улыбается, тянется рукой, чтобы коснуться, но я машу головой: не нужно.

— Я же просто хотела поприветствовать, — она пожимает плечами, обидевшись на меня.

Пусть лучше обижается. Так проще с ней существовать.

Довольно молодой доктор встречает нас, рассказывает о своём опыте работы с такими детьми, как Паша. Я тут же отмечаю его профессионализм, задаю вопросы по плану лечения. И получаю абсолютно корректные и точные ответы.

Меня всё устраивает.

— В таком случае, я думаю, мы можем начать заниматься с вашим сыном уже на следующей неделе. Но мне бы хотелось для начала познакомиться с Павликом, например, в этот четверг. Что думаете?

— Без проблем, — тут же киваю. — Я привезу его.

— Вот и договорились.

Мы прощаемся. Чувствую себя немного лучше — из-за того, что ребёнку помогут. У нас уже приличный прогресс, но всё же… не хватает завершённости процесса.

— Подвезёшь меня, Гордей? — Ольга в гардеробе набрасывает на себя пальто и останавливается у двери, ожидая меня.

— Я без машины. На такси приехал. Хочу прогуляться.

— Правда? Можно я с тобой? Давно не гуляла по центру.

— Оль, — нужно ей аккуратно отказать, чтобы истерик не было, — я устал и хотел бы побыть один. Хорошо?

Она обиженно кивает, опуская голову. Но так правильно. По-человечески мне её жалко, но я ведь не могу всю жизнь играть роль, которая мне не принадлежит. Это у них в квартире, когда Паша рядом, я стараюсь быть примерным семьянином, чтобы у него было меньше переживаний, которые плохо влияют на детскую психику. А его приступы сейчас почти исчезли, нельзя допускать повторных рецидивов.

Но когда сына рядом нет — то мне же необязательно играть эту роль.

— Ладно, я поняла. До метро хотя бы вместе дойдём. Не будем же как два посторонних человека на расстоянии идти.

— Пошли.

Мы выходим, я щёлкаю в солнечном свете Спас на Крови, который, как обычно, прекрасен, хоть и в строительных лесах. Хорошее расположение у клиники, ничего не скажешь.

Шагаем в сторону Казанского собора, идём молча. Мне хочется тишины, которой так не хватает порой.

Ольга тормозит у Дома книги, хватая меня за руку.

Ей — в сторону метро, а мне — прямо, к Казанскому. Нам не по пути. Что тогда, много лет назад, было не по пути, что сейчас.

Только прошлое исправить я не могу, а настоящее — вполне. Это мне под силу.

— Мне очень больно и обидно, Гордей, — у неё загорается зелёный, пешеходы начинают переходить дорогу, но Ольга стоит на месте. На глазах слёзы, и меньше всего на свете я сейчас хочу прилюдной истерики. — Я старалась все эти годы, всё для тебя делала. Откачивала тебя после запоев, рядом была, поддерживала, когда ты плакался из-за проблем с женой. И что сейчас получаю? Вот такое пренебрежение и холодное молчание? За что?

— Я планирую всё рассказать жене. Не могу больше жить с этим грузом на сердце. Оль, мы с тобой натворили дел — до конца жизни не отмоешься.

— Ты сделаешь большую глупость, Гордей. Твоя Марта не простит. А я готова тебя принять вот такого, чужого… Будь