Развод в 50. Двойная жизнь мужа - Анастасия Дмитриевна Петрова

— А я так не хочу. Заебался. Чувствую себя скованным по рукам и ногам. Ты же ещё молодая, найдёшь себе того, кто оценит, Ольга. Пашу я не кину — я сразу тебе дал понять, что за это можешь не переживать. Но в остальном — я больше не могу. И да, спасибо тебе за то, что вытаскивала из дерьма… Но это не любовь, Оль. Вовсе не она. Любят не за что-то, а вопреки. Понимаешь?

Она опускает лицо в ладони, рыдая. А я смотрю на красивое небо. Загорается красный. Пешеходы вновь тормозят у края поребрика.

— Поцелуй меня в последний раз. Умоляю.

— Прекрати.

— Поцелуй, — она повышает голос, и несколько человек оборачиваются на нас.

Злость внутри поднимается.

— Домой, — цежу сквозь зубы. — Домой иди.

Она смотрит прямо на меня, ждёт. А я не стану целовать. Если поцелую — значит, нет цены моим словам. Хотя им давно нет цены. Они обесценились. Но есть шанс исправить.

Поворачиваюсь в сторону, чтобы сделать шаг, но Ольга налетает ураганом. Я даже не успеваю сориентироваться, как она прыгает на меня, и её губы начинают двигаться.

— Любимый…

— Совсем с ума сошла? — отталкиваю её, гнев тут же топит меня. — Ольга, ты охренела?

— Это был прощальный поцелуй. Спасибо.

Она пожимает плечами и уходит. А я ещё стою несколько минут на месте, не могу пошевелиться.

Чувство, которое преследовало меня с утра, теперь заполняет полностью.

Тревожность подкатывает к горлу.

Что-то точно произойдёт. Я это знаю.

В чувства меня приводит звонок. Моя прекрасная женщина словно чувствует, что что-то не так. Я собираюсь с мыслями и отвечаю.

— Привет, дорогая, — стараюсь звучать спокойно, хотя внутри — буря. — Как ты? Как лекция прошла?

— Привет, — родной голос отчего-то дрожит. — Всё хорошо. Ты как? Чем занят?

— Да ничего особенного, — отвечаю. — Вышел погулять. Сегодня в Питере солнце, ты бы видела. Первый раз за год выбрался просто так пройтись, совещание отменилось.

— Гуляешь? Где именно?

— На Невском был, сейчас вот к Казанскому подхожу, — говорю я. — Марта, тебе бы понравилось. Очень красиво.

Что-то именно в эту секунду происходит, этот внезапный звонок сбивает с толку. Но я рад слышать её. Всегда рад. И голос любимой Марты заставляет меня забыть о том, какой я урод.

Несколько дней… Я буду в Москве. Сяду напротив и всё ей расскажу. Вряд ли услышу такие тёплые нотки, как сейчас. Но расскажу. Пусть узнает от меня.

Глава 67. Марта

Гордей пристально смотрит, прежде чем ответить на мой вопрос.

— Я могу сейчас молить тебя простить меня, забыть то, что невозможно выдурить из головы, — медленно, чётко говоря, он начинает: — Могу встать на колени, Марта, и целовать твои ноги… и я, чёрт возьми, готов это делать. Но и я знаю тебя… — он улыбается, поджав губы.

Киваю ему, потому что не позволила бы ему таких действий. Если просто увидеть это, то навсегда в своей голове превратить сильного мужчину в слабого и жалкого.

А я так не хочу. У меня нет такой цели и нет таких потаённых желаний, дабы он страдал и переступал через свою гордость. У мужчин, она иная.

Стоит только на долю процента это допустить, их мозг сделает всё сам. И буквально за несколько месяцев после такой, казалось бы, мелочи, вы перед собой видите уже не мужчину, а человека, у которого ничего не получается. Который пропадает в какой-то бездне. Неважно ментально, эмоционально или физически. Он просто в силу конкретно этого обстоятельства, коснувшегося их гордости потерял то, что у него было, и это не о семье.

Это о статусе, о мышлении и самоценности. И гораздо глубже, чем люди думают, и никто ведь даже не задумывается. Потому что в большинстве браков каждый думает за себя. Редкость сейчас — тандем. Пусть и каждая женщина будет кричать о том, какой у них прекрасный союз…

— Я сделал много ошибок. В отношении тебя и детей особенно, — многозначительно продолжает он: — И, единственное, я сейчас могу тебе сказать, что я очень сожалею, Марта. До таклй степени, что ежедневно, ежесекундно ищу варианты, как могу загладить вину. Настолько, что поселившуюся в груди одиночество и пустоту, я принимаю, потому что это наказание. И я буду наказывать себя каждый божий день, который отведен мне здесь… Я не изменю случившегося, родная моя… — вижу как его глаза краснеют, а сама отчаянно контролирую свои эмоции: — Я прошу у тебя прощения за свою слабость. За то, что не справился. За то, что не стал тем плечом, которым ты меня видела. За то, что в какой-то момент исчез и сломался. Потерялся в недрах этих ошибок и не нашел выход. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, — он шумно выдыхает и берет небольшую паузу, сглатывая: — И надеюсь, что ты хотя бы позволишь быть рядом с вами, потому что иначе… — он хмурится и замолкает.

А я спешно и нервно утираю бегущие слёзы.

— Хватит, Гордей, — шепчу, потому что больно.

— Я осознаю, что ты ушла, Марта. Но я продолжу тебя любить, даже если ты в это не веришь.

— Гордей, мне сложно, пойми…

Пытаюсь я вставить свои слова, но он продолжает.

— Я знаю, — соглашается он: — Всё, что касается Ольги, больше никогда это не потревожит тебя. Я не допущу, но это не значит, что я и она — возможны. Ты должна понимать, никогда не было и мысли не о нас. Ты — моё самое желанное и красивое продолжение, и это в моей парадигме никогда не менялось. Я бы не смог любить кого-то другого, даже если бы мы продолжали жить как соседи. Я и она не были семьёй, я, прежде всего, был связан с особенным сыном. Если ты когда-нибудь захочешь…просто скажи, и я расскажу тебе всё без утайки.

Я верю ему в том, что он способен выложить эту правду. Только вот хватит ли моей выдержки для того, чтобы слушать.

— Зарудный, — шепчу я, даже не собрав то, что хочу сказать: — Я в