Играть... в тебя - Мария Зайцева

Бла-бла кар… Он и бла-бла кар… Сумасшествие… Как вообще живой доехал? С его-то умением влипать в проблемы и покупать подозрительные пирожки на вокзалах? В прошлый раз он добрался целый и невредимый, лишь благодаря мне. А вот у меня самой — не получилось.

Поймал в свои сети, демон бессовестный…

— Птичка моя… Веришь… Я не изменял. Кого хочешь, спроси… Богдаху спроси… Я просто дебил. Бываю. Но я исправлюсь. Сейчас… — меня подхватывают за ягодицы, приподнимают, — на меня смотри, хочу, так хочу, чтоб в глаза…

Я послушная в его руках. Куда только девается вся моя бойкость, умение защищать себя, уверенность? Я — мягкая глина в его объятиях. Нежная, чувствительная к каждому прикосновению, готовая на все, на любое изменение своей формы. Ради него. Для него.

Мне чуть-чуть больно, когда Сава делает первое, самое жесткое, самое безжалостное движение. Опасная ситуация, то, что дедушка может в любой момент зайти, и рядом, в доме, куча родственников, а на улице — море чужих людей, заставляют, несмотря на весь дурман, в который меня погружает Сава, сжиматься судорожно и боязливо.

И Сава, уперев лоб в стену выше, надо мной, шипит сдавленно:

— Пиздец, Птичка… Это будет очень быстро… Очень… Быстро…

А мне долго и не надо.

Ахаю с задушенным слабым писком на каждое его слово, каждое движение, покорно подставляю губы, потому что теперь Сава целует. Глубоко, жадно, бесстыдно проникая языком чуть ли не до горла.

Обнимаю, прижимаюсь, скрещиваю ноги на его талии, стремясь стать еще ближе, еще, еще, еще!

— Блядь… Сараюшка гребаный… — невнятно матерится Сава, а затем с рычанием перехватывает меня одной рукой под бедра, насаживая на себя плотней, так, как мне было надо, как я и хотела! А второй закрывает рот, ускоряясь. — Тихо, тихо, Птичка… Блядь… Услышат…

Мне тут же становится страшно, что услышат. И стыдно. Сжимаюсь еще сильней на нем, и Сава, глухо матерясь, кончает, на последних неистовых движениях утаскивая меня за собой.

И хорошо, что закрыл мне рот ладонью, проконтролировал. Потому что я вот не смогла.

Взвизгиваю, кусаю его в пальцы, выгибаюсь от невообразимого сладкого судорожного кайфа, в котором всего намешано: страха, возбуждения, стыда, снова страха, снова возбуждения… Любви…

Сава чутко ловит мои сладкие сокращения, держит на весу, целует в измученные губы, уже без напора, нежно-нежно, что-то шепчет, бесконечно умоляющее, о том, что он не прав был, что дурак, что исправится, главное, что я с ним, а больше ничего не надо.

И я слушаю, удивляясь, как правильно его слова в стук сердца попадают. Очень точно. С током крови — и прямо в цель.

Я верю ему сейчас. Опять.

И не хочу думать, что неправильно поступаю.

Просто не хочу.

Я люблю его.

И верю.

Вот и все.

— Если вы, кролики бешеные, закончили, — неожиданно слышим мы тихий голос Богдана прямо рядом, с той стороны двери, — то советую быстрее приводить себя в порядок, пока твой дед, Олька, не пошел тебя искать.

Мы замираем, глядя друг на друга, и Сава успокаивающе проводит ладонью по моей щеке. Утешая.

— Пока что его твой папаша, Сава, и твой братишка сдерживают, — продолжает Богдан, — но, если это тот самый Никифор, о котором я слышал, то нихрена они его не сдержат надолго. И я бы на наших парней тоже не сильно надеялся…

Он все это говорит, а мы уже спешно приводим себя в порядок: ищем мои кроссовки, наши футболки, приглаживаем волосы, напоследок сладко целуемся, понимая, что теперь не скоро нам это предстоит сделать.

Открываем дверь.

Сава выходит первым, загораживая меня, сгорающую от стыда, от насмешливого понимающего взгляда Богдана.

Тот стоит, привалившись к стене сараюшки, и я, от мысли, что он слышал вообще все, что тут происходило, чуть ли не плачу. Ужас какой!

— И, кстати, — Богдан, не меняя на редкость блудливое выражение на физиономии, кивает в сторону, — псину свою успокой, Оль. Он меня сначала выследил, а теперь нихрена не выпускает.

Я смотрю на сидящего у его ног Жучка. Морда у пса на редкость дружелюбная, а клыки в раскрытой в улыбке пасти — на редкость здоровенные.

— За мной сразу вышел, — комментирует Богдан поведение собаки, — проследил, тут, у двери, понюхал, порычал чуток… И все. Я не хотел слушать, хотел уйти, а он не пустил. Пришлось остаться.

— Страдал, смотрю, — скалится зло Сава.

— Не без этого, — кивает Богдан, — морально, в основном. Очень хотелось помочь… Советом. Еле себя сдержал…

— Втащу сейчас!

— Ага, давай, очередное умное решение.

— Да, бля!

— Сидеть! — вмешиваюсь я, и, глядя на повернувшиеся ко мне в изумлении три физиономии, добавляю, — это я Жучку.

— Я так и понял… — бормочет Богдан, — пошли уже? Только варенье захватите, за ним же шли… И быстрее.

Я иду обратно к дому, потому что варенье у нас там, в небольшом погребе слева, парни идут за мной, Жучок, абсолютно довольный собой, бежит впереди, потом рыскает в сторону, ловит в траве небольшого пушистого зверька и ласково тычется ему мордой в живот.

— Енот, — без какого-либо удивления комментирует Богдан зрелище, как Крошка валится на спину и обнимает тонкими чувствительными пальчиками морду Жучка. — Ну конечно, как здесь без енота… Некомплект же.

— Это Крошка, — говорю я, — он не наш. Просто приходит иногда.

— Ну да, ну да…

— Чего тебе не так? — недовольно ворчит Сава, — нормальный енот…

— Да мне похрен. Я рад уже тому, что сараюшка устояла. Хотя, для тебя, братишка, в этом славы нет…

— Это ты о чем опять, блядь?

— Молодой еще, раз не понимаешь…

— Да блядь!

— Не заставляйте меня опять командовать Жучку, — предупреждаю я.

И ухожу за вареньем.

Перед тем, как спуститься вниз, слышу тихое:-

— Ну че, поздравляю тебя, братишка, скоро все команды изучишь…

— Отвали, придурок! Только после тебя!

— Ну уж нет! На меня просто так поводок не накинуть…

Закатываю глаза мысленно.

Боже, эти мальчишки…

Варенье находится быстро, заодно прихватываю еще кое-что, чисто на стол выставить, потому что кажется мне, что пирога и варенья будет маловато к чаю. А вот буженинка собственного копчения, соления и грибочки — самое оно.

Да и охрана тоже есть хочет, здоровые все мужики.

И браконьеры… Кто их знает, когда за ними приедут? И полиция, кстати, тоже будет не против перекусить, они у дедушки любят задерживаться, обедать, если приходится приезжать.

Так что впереди у меня хлопоты по дому.

И объяснение с дедушкой.

Последнее я