Золотой тролль - Ярослав Маратович Васильев

пустых, даже осталось несколько скульптур и статуэток на подставках. К сегодняшнему дню настенные и потолочные античные фрески почти не сохранились, их сменили плавные линии и растительные орнаменты ар-нуво, мебель тоже была из ар-нуво, вся гнутых мягких линий без углов. А вот мозаичный пол убрали и положили солидный дубовый паркет, который пришёл из ампира, как и тяжёлые бархатные портьеры на окнах. Массивная золочёная люстра, переделанная на современные магические светильники из настоящей старинной подвески для свечей, тоже была бы гордостью любой залы в стиле ампир.

Как специально точно такой же пестротой могли похвалиться и сидевшие за столом. Причём это первой отметила Жюльетт, расспрашивая о том, кто есть кто, а Гийом с девушкой согласился. Гийом с Жюльетт, как и хозяин дома, скорее подошли бы той же Промышленной палате Бастони, строгие и со вкусом, но без вычурности костюмы. Реналь оказался растрёпанным круглолицым блондином не старше тридцати лет, за стол явился в мятых брюках и одной белой сорочке, вообще не думая о полагающемуся к ней по стилю пиджаке. Вдобавок он явно страдал лёгкой близорукостью, отчего взгляд казался слегка не от мира сего. Когда Жюльетт поделилась впечатлением, Гийом подтвердил:

– Реналь категорически не хочет носить очки, считает – глупо в них выглядит. Но сейчас он и в самом деле ничего вокруг не замечает. Верный признак, что стадия планирования идёт к концу, и как вернётся отсюда, начнётся бурная кипучая деятельность.

Зато Кларисса была чрезвычайно эффектной девушкой, причём на вид ей было не старше девятнадцати лет, хотя в действительности она была ровесница Гийома. Ярко-бледное лицо с правильными чертами, светло-каштановые, вьющиеся локонами волосы на высоком, красивом лбу, маленький, слегка поднятый носик, в котором было что-то насмешливое и дерзкое. Тонкие губы – как бы вечно сжатые, и большие голубые глаза, над которыми двумя угольными чёрточками резко выделялись совершенно чёрные брови. Эти глаза и эти брови на бледном лице производили какое-то особенное, странное впечатление. По первому взгляду девять человек из десяти просто обязаны были подумать: «Какая красавица!» Главное не знать, что за эффектной внешностью, по рассказу Гийома, скрывался холодный расчётливый ум королевской кобры. Словно в противовес Камилла оказалась невысокой, полненькой девушкой в розовом платье, и муж очень похож на неё – такой же невысокий, несмотря на молодой возраст, уже начавший полнеть и лысеть, в костюме довольно дикой полосато-оливковой расцветки.

Оставшиеся две пары тоже подбирались как по контрасту. Анри Лефевр был одет с иголочки и в дорогой костюм, на руках даже на простом семейном обеде – перстни, в рукавах запонки с небольшими изумрудами, на галстуке золотая булавка. При этом не знай Жюльетт, что все здесь в принципе ровесники и не старше тридцати, дала бы ему лет сорок самое меньшее. Рядом его жена Фабрисьенна, высокая, и тоже довольно эффектная девушка, в сильно открытом серебряном платье, с драгоценностями на шее и на руках, с дорогим палантином из чернобурых лисиц, наброшенным на плечи. И оба на прислугу, подающую тарелки, глядели высокомерно-снисходительно. Зато сидевший прямо напротив Ксавье Лефевр скорее напоминал заводского мастерового. И не только мощной статью и короткой стрижкой, но и как специально оделся в штаны из плотной ткани и холщовую блузу. Жюльетт, как опытная портниха, оценила, что сшито хорошо и качественно, но ткань действительно самая простая, а не имитация. Так, наверное, выглядел месье Дюмушель, до того как получил наследство и работал техником при инженере на шахтах. Похоже одевалась и его девушка Йоланда, высокая худощавая брюнетка с роскошной чёрной как вороново крыло косой – её платье уместнее смотрелось бы в бистро, ну, может быть, на выпускнице какого-то хорошего профессионального училища, но уже даже для студентки – слишком простое. И уж тем более не к месту в старой графской резиденции.

Зато сам обед, несмотря на опасения Гийома, прошёл чинно и спокойно. Все вежливо перезнакомились с теми, кого не знали, дальше чинно ели и вели светские пустые разговоры. Пара неприятных минут лично у Гийома была, когда он обнаружил, что сразу после обеда Кларисса куда-то увела с собой Жюльетт. К его удивлению, обратно девушки вернулись, очень мило беседуя, потому Гийом предпочёл ничего не спрашивать. И поскольку официальная часть встречи представителей семей была назначена ближе к вечеру, он напомнил кузену про обещанную экскурсию по картинной галерее.

Луи вызвался быть экскурсоводом. И в живописи он разбирался намного лучше Гийома, а пока готовил выставку – заодно немало в памяти освежил. Башня была предназначена для живописцев попроще. Вроде бы картины наполняют залы – аж не знаешь, куда смотреть, но главная ценность полотен – почтенный возраст. А вот бывшую крепостную стену отдали исключительно работам первоклассных художников, исполненных мистической энергии, произведениям вечно прекрасным, которые даже века спустя остались вместилищем души своих создателей.

В самом конце галереи висела картина, изображающая вид ночного моря с набережной Венеции. Луи не без гордости прокомментировал:

– Недавнее неожиданное пополнение. Работа кисти Джулио Пьяцца.

– Это вы специально меня разыгрываете? – весело спросила Жюльетт. – Отличу я современную картину от подлинников? Ну я действительно не самый большой специалист в живописи, но комета...

– Почему? – немного обиженно ответил Луи. – Вообще-то, это подлинник. И даже проверялся экспертами. Есть соответствующий сертификат.

Гийом всмотрелся в картину и неожиданно поддержал Жюльетт:

– Да нет, братец. Действительно, подделка. А раз, говоришь, сертификат есть – надеюсь, ты немного потерял. Как закончим с семейными делами, я тебе помогу завтра заявление в полицию составить. И раз уж Жюльетт первая увидела, пусть она и говорит.

– Я в живописи, если честно, плохо разбираюсь. Картины смотреть люблю, но в разных стилях и художниках – что-то запомнила, но не больше. У меня брат старший в школе астрономией увлекался, у них был учитель, который буквально с ума сходил по этому делу и всех намагничивал своим увлечением. Брат и меня к нему на занятия водил, в телескоп звёзды смотреть. Вот по астрономии я много помню. Тут над морем видна зеленоватая комета, это может быть только комета Аль-Мутанаби. Нам учитель все уши про неё прожужжал, когда она прилетала – мы с братом даже специально на побережье ездили смотреть. Но под картиной год написания и годы жизни Джулио Пьяцца. Эта комета пролетала, когда ему пять лет было, а второй раз только через десять лет после его смерти. Возможно, рисовал по памяти, яркое детское впечатление, или по рассказам? Но тогда почему рядом вот это созвездие, – показала Жюльетт, – имеет шесть звёзд, а не пять? Шестая звезда там