Дорогой мужества - Д. Хренков

class="p1">Когда развернулось сражение на Днепровском плацдарме, танк «братца-ленинградца» первым ворвался на огневые позиции неприятеля. Злыгостев сбил орудие, в упор стрелявшее по нашей пехоте. Затем бросил танк па высоту, откуда свинцовые струи пулеметного огня преграждали путь советским стрелкам. Вскоре над высотой взвился красный флаг.

После боя в лесочек, где танкисты заправляли машины, прибежал офицер-пехотинец, запыленный, возбужденный.

— Где тут найти мне танкиста, что помог нам высоту взять?

Ему показали на Злыгостева.

Офицер молча стиснул в своих объятиях Ивана и трижды поцеловал его.

— Да знаешь ли ты? Нет, ты не знаешь… Ну, в общем, благодарю от имени пехоты.

…Это произошло незадолго до конца войны, на территории Восточной Пруссии. Советские танкисты атаковали противника. Используя лощины, перелески, они вышли во фланг гитлеровцам. Бой длился весь день, не прекратился и вечером. В наступающих сумерках Злыгостев и его товарищи, находившиеся в засаде, видели, как горели вражеские танки. Кто-то начал считать их, насчитал пятнадцать, но потом сбился — так их было много.

Но вот в небо взлетела зеленая ракета. Это был сигнал атаки. Танк старшего сержанта Злыгостева первым вышел из-за укрытия и сразу оказался в самом пекле боя. Он подбил один танк, потом другой. Но вскоре и танк Злыгостева был подбит. Иван окликнул товарищей, никто не отозвался. Все были убиты…

Злыгостев попытался подняться, но не смог: левая рука перебита. Танкист, превозмогая боль, придвинулся ближе к смотровой щели. И в эту минуту он увидел, что рядом стоит фашистский танк, его пушка угрожающе разворачивается, сейчас ударит в борт, в упор…

Трудно сказать, как мог человек, контуженный, с перебитой рукой, управлять машиной. Но он, собрав всю волю, нашел еще в себе силы, включил скорость, дал газ до отказа и ринулся на таран…

В полевой сумке Злыгостева товарищи нашли маленький портрет Владимира Ильича Ленина. Рядом с ним хранилась листовка о боях на Пулковских высотах, в которой большими буквами напечатаны ленинские слова:

«…Мы побеждаем и будем побеждать…»

Сохранилась и записная книжка «братца-ленинградца». В ней — десятки записей о самом памятном о самом главном в боевой жизни. Многие из них сделаны Злыгостевым в боях за Ленинград. Под Пулковом он записал:

«Смелость, смелость и еще раз смелость, доведенная до риска, всегда побеждает». И тут же рядом: «Земля — крепость твоя. Остановись, окопайся и ничего тебе не страшно, хоть землетрясение…»

И еще запись:

«Побеждает тот, кто в минуту смертельной опасности думает о победе. Наш комбат сражался даже и тогда, когда его подбили, и тогда, когда танк превратился в живой факел… Вот пример, которому хочется следовать, подражать!»

И как бы в подтверждение этой мысли — следующая, более подробная запись:

«Многие говорят, что мне везет. Почти в каждом бою мне сопутствует победа. Но, видимо, мало кто знает, как много, терпеливо надо учиться, осваивать опыт других фронтовиков. Как иной раз устанешь, как намотаешься, что и ног под собой не чувствуешь. А командир роты свое: тренироваться, тренироваться, тренироваться. Вот и тренируемся, используя каждую минуту между боями. И стрелять учимся, и машину водить, и землю рыть…»

…Не видел, не мог видеть Разумов, как воевал Иван Злыгостев… Но каждый раз, слушая о нем рассказы ветеранов или читая историю части, он спрашивал себя: «А как бы поступил ты? Нашлось бы у тебя столько смелости, мастерства? Сумел бы и ты вот так же, как на той высотке, помочь товарищам в минуту трудную?»

Вопросы эти были не праздными. Сама суровая армейская жизнь ставила их каждодневно. И не только перед ним, Алексеем Разумовым, мастером вождения, командиром лучшего в роте танкового экипажа, — перед всеми солдатами полка. Ведь каждый из них несет эстафету героя.

Ивану Злыгостеву посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Он навечно зачислен в списки родной части. В первой роте каждый день на вечерней поверке старшина первым выкликает фамилию Ивана Злыгостева.

После поверки рота уходит на прогулку. Вслед ей с портрета смотрит мужественное, волевое лицо, добрые и в то же время суровые глаза героя… «Я с вами, — как бы говорит этот взгляд, — я всегда буду вместе с вами».

И верится солдатам, что так оно и есть: он с ними всегда, везде, в трудностях, в радости и даже в этой песне, что звенит сейчас над притихшим городком в ласковой весенней тишине:

Мы гвардейцы, нам страх неведом,

Такими партия взрастила нас…

Да, навечно остался Иван Злыгостев в боевом строю и в сердцах воинов-ленинградцев.

В. Топильский

ДОРОГОЙ ОТЦОВ

Его имя не выбито золотом на мраморе и не занесено в книгу истории, но кровь его горит в пламени боевых знамен. Он не ленинградец, не знал и не видел нашего прекрасного города в мирном труде. Он повстречался с великим Ленинградом в грозные дни войны. Повстречался — и встал насмерть у его стен.

Если вы захотите отдать дань светлой памяти этого солдата, придите на Пулковские высоты, обнажите голову и постойте в безмолвии у братской могилы. Здесь он спит вечным сном. Сюда часто приходит стройный, молодой солдат с погонами артиллериста. Он строг и молчалив. Не удивляйтесь. Это пришел на свидание со своим отцом-солдатом сын-солдат.

* * *

Юрий Лопырев не помнит своего отца. Мальчику шел третий год, когда отец — ветеринарный врач колхоза имени В. И. Ленина Иван Романович Лопырев ушел на фронт. Но по рассказам матери сын хорошо представляет своего отца, знает его привычки, характер, даже голос и улыбку. Стоит Юрию сосредоточиться, на мгновение закрыть глаза, как в его воображении тотчас встает живой и родной образ.

И тут нет ничего удивительного. С детских лет Юрий любил и уважал отца. Бывало, долгими зимними вечерами мать, а чаще всего бабушка, большая выдумщица, рассказывали маленькому и любопытному Юре удивительные истории. От иных сказок у мальчика пугливо разбегались быстрые огоньки-глазенки, от страха дрожали губы… Но тут всегда вовремя поспевал отец. Высокий, в длинной серой шинели, в шапке с красной звездой. Он выхватывал из ножен блестящий стальной меч и, размахивая им, отгонял прочь всех сказочных недругов-супостатов.

…Шел третий год войны. С фронта домой приходили от отца ласковые, добрые, ободряющие письма-треугольники. Федосия Дмитриевна — мать Юры — возвращалась с работы, не раздеваясь садилась ближе к свету, бережно раскрывала конверт и, читая письмо с далекой, объятой огнем боев и